Боль пронзила мне спину огненным стержнем, пылающими ручейками растеклась по ребрам. Я крутанулся, пытаясь убежать от терзающего спину огня, и упал навзничь, прямо к ногам Натальи.

Она наклонилась надо мной, заглянула в глаза. Спросила:

— Как ты, Кирилл? Держишься?

Самое страшное, что в ее голосе не было жестокости, злорадства, садистского возбуждения, презрения. Напротив — сочувствие и лишь немного любопытства. Вкалывая ничего не подозревающей мышке смертельный токсин, экспериментатор может искренне любить животных…

Главное — успокоиться. Прогнать из души липкий страх. Тот, кто паникует, уже проиграл.

Она сильнее. Она умеет и превращать людей в функционалов, и лишать их функции. Но не все определяется силой. Группа юнцов с Иллан во главе сумела пленить функционала Розу, поскольку та по природе своей — не боец. Я сумел победить полицейского, поскольку был ближе к своему центру силы — башне.

Сейчас я в самой башне. Разваливающейся, но еще стоящей. Здесь я исцелился после смертельного ранения. Это поможет? Нет… Что еще? Каждую ночь башня перестраивалась под мой вкус. Когда мне потребовалось, в башне лопнули трубы. Это поможет?

Да.

Если башня подчинится.

Я не знаю, какие силы заставляют башню преображаться. Кажется, она очень не любит делать это «при свидетелях». Но сейчас она гибнет.

— Ты напала… на таможенника, — выдавил я. — Ты тоже нарушаешь… законы функционалов. Я могу… защищаться.

Кажется, эти слова Наталью позабавили.

— Пожалуйста. Защищайся.

Она хлопнула в ладоши — и в окнах с печальным звоном лопнули стекла. Подняла руку — будто ухватывая что-то невидимое мне. Потянула.

С потолка посыпались белые чешуйки краски. Прямо надо мной в плитах перекрытия проступил шов.

У меня потемнело в глазах. Череп будто сдавили стальным обручем.

В тот же миг болтающаяся на проводе лампочка вспыхнула ослепительным светом, стеклянная колба разлетелась вдребезги — и провод заструился вниз. Я понял, что происходит, лишь когда тонкие усики, между которыми белым дымком догорала вольфрамовая спираль, змеиным жалом впились в шею Натальи Ивановой.

Акушерка закричала, выгибаясь дугой. Провод все опускался и опускался, кольцами захлестывая ее горло. Дернулся вверх — и ноги Натальи оторвались от пола.

Я встал. Меня шатало, но самая острая боль уже отпустила.

Лицо Натальи стремительно багровело. Отчаянным усилием ей удалось втиснуть ладони в петлю и чуть разжать смертельные тиски. Пронзающего ее тело тока она будто уже не замечала.