— Я тебе позже объясню, хорошо? Ты помнишь, где наша комната?

— Ага.

— Тогда возвращайся обратно. Кто-нибудь тебе обязательно поможет, спрашивай, не стесняйся.

Кара приближается ко мне, и я хмурюсь. Опять начнутся пустые разговоры. Но она лишь присаживается возле меня на пол.

— Что еще? — осведомляюсь я.

— Ничего. Знаешь, тишина — это прекрасно, — произносит она.

И мы оба молчим.

К нам подлетает Кристина. Она едва переводит дух.

— Быстрей. Они собираются отключить его.

Я содрогаюсь. Ханна и Зик находятся в палате Юрайи с тех самых пор, как мы приехали сюда. Но у него нет никаких улучшений, и лишь машина заставляет стучать его сердце.

Мы с Карой и Кристиной мчимся к больнице. Я не спал несколько дней, но не чувствую усталости.

Вскоре мы стоим около смотрового окна в палату Юрайи. С нами — Эвелин, которую Амар несколько дней назад забрал из города. Она слегка прикасается к моему плечу, но я отшатываюсь. Не желаю, чтобы меня утешали.

В комнате, по обе стороны от койки Юрайи, стоят Зик и Ханна. Ханна держит его за одну руку, Зик — за другую. Врач замер возле экрана кардиомонитора, но документы находятся не у Ханны или Зика, а у Дэвида. Тот сидит в своем инвалидном кресле, сгорбленный и ошеломленный.

— Что он здесь делает? — восклицаю я.

— Технически он все еще руководитель Бюро, — объясняет Кара. — И, Тобиас… Он ничего не помнит. Прежнего Дэвида больше не существует. Этот — не убивал…

— Заткнись, — рявкаю я.

Дэвид подписывает бумаги и разворачивается, толкая коляску к выходу. Дверь открывается, я кидаюсь к нему, но железная хватка Эвелин мешает мне сжать руки на его горле. Дэвид удивленно смотрит на меня и едет по коридору, пока я борюсь со своей матерью.

— Тобиас, успокойся.

— Почему никто не отправил его в тюрьму? — ору я, и все плывет у меня перед глазами.

— Он работает на правительство, — отвечает Кара. — То, что они объявили случившееся несчастным случаем, не означает, что всех уволили. Кроме того, он был вынужден убить мятежницу.