Раз показался Родмир на корслунге, спросил нерешительно:

– Помочь?

Темка не повернулся. Он почти не чувствовал рук, не понимал, шумит ли за спиной или в ушах, почудилось, или вправду на горизонте показалось призрачно-ломкое сухое дерево.

Митькина голова соскользнула с плеча, запрокинулась. Темка остановился. Не хотел класть друга на песок, но пришлось. Какое спокойное у Митьки лицо! Ни тревоги, ни боли. Наверное, легкая ему выпала дорога до калитки Сада. Темка вцепился зубами в пальцы, чтобы не завыть. Но рвалось из груди, заставляя раскачиваться, стоя на коленях над телом побратима. Эхом отозвался орлиный клекот. Металась у Темки над головой птица, то камнем бросаясь вниз, то взмывая вверх, становясь почти неразличимой.

Закат догорал, и все никак не мог сгореть. Алым светится горизонт, словно кто раздувал угли, не давая им остыть. Шорох за спиной становился все сильнее, и Темка оглянулся. Песок за спиной тускнел, кое-где виднелись проплешины, раздуваемые ветром. Казалось, громадные невидимые муравьи ползут единым фронтом, приподнимают золото, серебро и бронзу валом – и оставляют за собой обычный песок. Вот подкатились к Темкиным сапогам, прошебуршало под коленями и замерло, словно не смея тревожить мертвого Митьку.

Княжич встал, поднял тело друга и пошел. Снова зашуршало за спиной.

Тихо в доме, спят еще. За окном петух ходит, выводит свое «Ко-ко-ко-ко-о-о». Готовится встречать рассвет. Скоро взлетит на резные перила крыльца, взмахнет рыжими крыльями, потопчется, поудобнее цепляясь лапами. Вытянет шею – и закукарекает! Лисену обычно будит его сигнал, а сегодня не спалось. Словно перед дорогой – маетно, душно. Волосы прилипли к шее, сбились в узел под спиной.

Элинка села на кровати, небрежно заплела косу до середины. Руки двигались все медленнее, пока не остановились. Тревожно. Точно и впрямь вот-вот загремят колеса, покажется фургон, что увезет Лисену в другую, неизвестную жизнь. Начала загибать пальцы, в который раз пересчитывая. Нет, рано еще, не вернется Артемий. Хоть бы что передал с ним Митенька. Помоги ему, Матерь-заступница!

Лисенка накинула поверх сорочки платок, вышла в коридор, подметая длинными кистями пол. Босая, тихонько прокралась мимо материнской спальни к черному ходу.

Петух, уже топтавшийся на перилах, глянул ревниво: тебе, мол, чего тут надо? Мое это дело – солнце встречать. Белые выскобленные доски крыльца не остыли за ночь, и стоять на них босиком было приятно. Легкий ветерок, идущий с востока, пах росой. Он обдул шею, смахнул рыжие завитки, выбившиеся из небрежно заплетенной косы. Розовым разбавлялось небо. Лисена еще не видела солнца за высоким забором и домами Турлина, а петух уже оглушительно заорал, забил крыльями.