«О, я беспокоюсь, конечно. Но я надеюсь, что господин Белт тоже хочет вернуться домой. Астронавт его калибра не может не знать, чтó он делает».

Дверь капитанской каюты снова отодвинулась – в проеме стоял Генри Белт: «Господин Калпеппер, я случайно услышал ваше замечание и теперь выставляю вам еще десять минусов. Ваше спокойствие так же опасно, как панический припадок господина Саттона. Вы полагаетесь на мои возможности; господин Саттон не верит в свои. Уже не первый раз я предупреждаю вас: не предавайтесь легкомысленному безразличию!»

«Прошу прощения, сэр».

Генри Белт обвел взором кают-компанию: «Не слушайте господина Калпеппера. Он ошибается. Даже если бы я мог предотвратить эту катастрофу, я не пошевелил бы пальцем. Потому что мне суждено умереть в космосе».

VII

VII

Парус повернули ребром к Солнцу. Юпитер превратился в пятнышко за кормой. В кают-компании находились пятеро. Калпеппер, Верона и фон Глюк тихо разговаривали. Острендер и Линч скорчились, повернувшись к стене и прижимая лица к согнутым коленям. За два дня до этого Саттон покинул корабль. Он надел скафандр, забрался в шлюз, открыл выходной люк, оттолкнулся от корпуса и включил маневровые микродвигатели. Газовые струи придавали ему ускорение – он скрылся из вида прежде, чем другие кадеты успели вмешаться.

Саттон оставил короткую записку: «Я боюсь космоса, потому что его величие неудержимо притягивает меня. Когда мы инспектировали парус, я чувствовал сильнейшее возбуждение, но сумел подавить его. Теперь, так как мы обречены на смерть, я предпочитаю умереть, погрузившись в черное сияние пространства, отдать себя бесконечности, целиком и полностью. Не горюйте обо мне. Я умру безумцем, но в восторженном экстазе».

Когда ему показали эту записку, Генри Белт всего лишь пожал плечами: «Господин Саттон, пожалуй, был человеком, наделенным слишком богатым воображением, слишком эмоциональным для того, чтобы стать настоящим астронавтом. На него нельзя было положиться ни в какой аварийной ситуации». При этом он обвел всех присутствующих циничным язвительным взглядом.

Вскоре после этого Линч и Острендер впали в прострацию – в состояние беспомощной подавленности, маниакальной депрессии в стадии максимального ступора. Продолжали владеть собой любезный Калпеппер, прагматичный Верона и чувствительный фон Глюк.

Они беседовали, понизив голос – так, чтобы Генри Белт не мог их подслушать из своей каюты.

«Я все еще верю, – говорил Калпеппер, – что нам как-нибудь удастся вылезти из этой петли, и что Генри Белт об этом знает».

«Завидую твоей уверенности… – отозвался Верона. – Мы уже обсуждали этот вопрос десятки раз. Если мы повернем к Сатурну, Нептуну или Урану, направленный от Солнца вектор ускорения, в сочетании с приобретенным моментом, заставит нас улететь далеко за орбиту Плутона прежде, чем мы окажемся поблизости от любой из этих планет. Плазменные двигатели могли бы остановить нас, если бы у нас был достаточный запас энергии, но парус не позволит накопить такое количество ионов, и у нас нет другого источника энергии…»