А вот огромные, искусно раскрашенные амфоры, кружки, вазы для цветов и для благовоний, для фруктов и для воды. Тут же пепельницы, блюда, тарелки всевозможных форм, цветов и размеров. Блюдца и чашки, безделушки и кувшины.

В углу, вдали от света (у окон места нет — там покупатели могут захотеть рассмотреть свои покупки), приютились и творцы всех этих сокровищ. Они сидят в неких деревянных креслах-станках. Одной ногой мастер безостановочно крутит тяжелый каменный круг. Круг приводит в движение штифт, на конце которого на небольшой круглой площадке размещается глина. По мере вращения штифта бесформенная груда глины приобретает определенную форму, толстеет, худеет, вытягивается, обрастает ободками, выступами и наконец предстает перед нами изящной, стройной и красивой вазой. Быстрым движением гончар отставляет вазу в сторону, накладывает на площадочку глину, и руки его — грубые, жесткие, морщинистые, но такие легкие и искусные руки, вновь начинают порхать, казалось бы, еле касаясь бесформенной желтой массы, чтобы превратить ее вскоре в чудесное произведение искусства.

Он ни на мгновение не останавливается, он даже не отрывает взгляда от работы. Не замедляя хода, поскрипывая, вращается тяжелый каменный круг, движутся руки… Минута за минутой, час за часом, месяц за месяцем, год за годом.

Изделие тут же поступает на стол к живописцу, который без трафарета и образца, а так, по вдохновению, но всегда со вкусом, всегда красиво распишет вазу или тарелку гаммой цветов, изящным рисунком.

А хозяин в халате и феске еле успевает обслуживать неожиданно нахлынувших в этот «мертвый сезон» туристов. Полчаса, час проводим мы в лавке и наконец с сожалением покидаем ее.

И опять бежит под колеса дорога, медленно проплывают назад кактусы, похожие на колоссальные артишоки, ржавая трава, белые, низкие, слепые домишки с неподвижно застывшими на пороге старухами и стариками. Изредка навстречу проходит вереница верблюдов, проносится машина. Мчится бедуин в национальном костюме. Он мчится не на скакуне, не на верблюде, а на… огненно-красном мотоцикле. Бредут пешком берберы. Они здесь аборигены. Это их земля. Лишь потом пришли сюда арабы.

Но вот пейзаж меняется. Мы подъезжаем к Хаммамету. Здесь порт. Город славится своими рыбными промыслами. Минуем большой белый дом. Тут живут «дети Бургиба». Таких «детей» у президента Туниса девять тысяч. Это сироты, воспитываемые за счет государства в таких вот загородных колониях. Здесь занимаются они наукой и спортом, учатся ремеслам.

Зелени все больше. Оливковые рощи, эвкалипты, пальмы. Город проезжаем не останавливаясь. За ним начинается «Африканский рай». За длинными белыми стенами, за коваными решетками, в густых зеленых садах высятся роскошные многоэтажные виллы. За оградами видны бассейны, фонтаны, цветники.