Так вот, Марта повезла Ганса и Германа. Шум поднялся необыкновенный. «Дер Штерн» посвятил нашим питомцам половину номера. Ганс (он чуть больше) угодил на обложку «Лайфа», муравьев показывали по телевидению. Кстати, во время передачи Ганс перекусил какой-то кабель и чуть не сорвал всю демонстрацию. С ним было немало хлопот еще в Нюрнберге. Он, едва успев вылупиться из яйца, отодвинул засов своей клетки и кинулся на лаборанта. Муравья загнали обратно при помощи двух огнетушителей.
Конгресс встретил наших муравьев восторженно, хотя доклад, который Вальден написал для старичка энтомолога, главы нашей делегации, был сплошной «липой». Там говорилось о каких-то мифических методах дифференциальной селекции, но ни слова не было сказано о работах фон Вальдена и «Альбрехте», которому Ганс и Герман были обязаны своим рождением.
Через месяц Марта привезла муравьев обратно. Газетный бум стих, и муравьи снова перекочевали за забор на Рихардштрассе, в наш корпус. Марта кормила их говядиной, вареным картофелем и следила за тем, чтобы они не согнули прутьев решетки, толщина которых позволила бы держать в ней льва.
Это и было ее основным занятием. Насколько я понял, Марта не знала толком ни физики, ни биологии. Всякой творческой работе она предпочитала чисто техническую. Она обожала статистику, любила вычерчивать графики и диаграммы, вести всякую официальную документацию, которая нам только мешала. Она была любопытна, но не любознательна. Ее интересовало решительно все, за исключением нашего дела: мои знакомые и те, кто звонят мне по телефону; и что я думаю о предложениях Москвы по разоружению; и как мне нравится последнее выступление американского президента. Очевидно, это ее любопытство и равнодушие к нашей работе и раздражало Боцке, да и меня немного. Я не совсем понимал шефа, который приглашал ее на все наши научные консилиумы: пользы от нее не было никакой. Быть может, Вальден просто не хотел обижать «фрейлен Марту», как он с неизменной почтительностью называл ее. О, у нашего шефа можно учиться не только биологии, но и «старым, добрым» правилам хорошего тона!
— А разве ты не знаешь, — удивился он. — Нюрнберг — родина великого Альбрехта Дюрера. Одного из тех немногих художников, который до тонкости знал пропорции живого тела. Ты читал его «Книгу пропорций»? Обязательно посмотри. А помнишь «Адама и Еву»? Это гениально!
— Шеф, а что вы говорили о Венере Милосской? — напомнил я.