– В каком смысле?
– Плащаница, которую Карафа отобрал у нас в архидьяконских апартаментах, – это моя копия.
Дисмас недоуменно уставился на него:
– Погоди… Кунрат с Нуткером должны были положить ее в ковчег вместо истинной плащаницы!
– Помнишь, как Кунрат свалил ковчег со стола? И как они с Нуткером полезли под стол? Они надышались благовоний, не соображали, что делают, и вместо копии сунули в ковчег настоящую плащаницу.
– А откуда ты знаешь?
– Неужели ты думаешь, что я не в состоянии распознать свою работу? Карафа стоял от меня в двух шагах. Надо было как-то потянуть время, вот я и сказал Карафе, что он отправил герцогу Урбинскому подделку. Ведь это была сущая правда.
– О господи! – вздохнул Дисмас.
– Вот именно.
Они помолчали, глядя на пламя костра.
– Как ты думаешь, герцог Урбинский отдаст твою плащаницу папе римскому? – спросила Магда.
– Да, наверное, – ответил Дюрер. – Но сперва он ее хорошенько обмусолит.
– Но ведь папа не сможет публично явить плащаницу с балкона собора Святого Петра, – поразмыслив, сказал Дисмас. – Ему же придется объяснять, откуда он ее взял. А что ему говорить? Мол, вот она, Шамберийская плащаница, – ее для меня племяш украл… – Он улыбнулся и посмотрел на Дюрера. – Гляньте, как он сияет. Ну что, Нарс, доволен? Разумеется, доволен. Твоя плащаница попадет в Рим и займет почетное место в личной коллекции папы. Шедевр, созданный величайшим германским живописцем!
Утром они простились с Маркусом. Он направлялся в Испанию, а оттуда – к чудесным городам из чистого золота.
– Храни тебя Господь, Маркус. Привези мне золотой кирпичик.
Путь продолжали втроем. Десять дней шли по Юрским предгорьям, избегая встреч с савойскими дозорами. В Юрских горах подъем стал круче, а дорога – труднее. Затем повернули на северо-восток, к Женеве. В один прекрасный день далеко впереди засверкало огромное озеро. Здесь их пути расходились.
Дюрер с Магдой обнялись. Художник с трудом сдерживал слезы.
– Прощай, сестренка. Ищи себя на моих картинах. Я дам тебе бессмертие.
– Прощай, художник. Храни тебя Господь.