– А ты умеешь спросить то, на что отвечать совсем не хочется, – она перевела взгляд на небо и чуть тише сказала: – грани этого треугольника – мои дети.

Час от часу не легче. Я еле сдержалась, чтобы не ахнуть.

– Дети?..

– Ага, – кивнула Ида, – дети.

Я прикусила губу, боясь спросить лишнего, но всего через несколько секунд не сдержалась:

– И где они?

Но она лишь цокнула и отчеканила:

– Вопрос ведь был только один.

Я закатила глаза:

– И мне жаль его так потратить.

– Они мертвы, – всё же ответила Ида, а у меня, готова поспорить, почти остановилось сердце.

В ту же минуту я действительно пожалела, что спросила такое. Трое погибших детей?.. Но ведь Аделаиде всего двадцать восемь. Она потушила сигарету и сразу же достала следующую.

– Ещё хочешь? Я сегодня удивительно добра.

Но мне не хотелось. Я не могла скрыть эмоций и глядела на Иду взглядом, полным непонимания и сочувствия. Она это заметила.

– Да брось. Мне не нужна жалость. Мои сыновья-тройняшки родились мёртвыми. Я свыклась с этим. Поэтому не смотри на меня щенячьим взглядом, для этого есть Булка.

Я потёрла переносицу и на секунду закрыла глаза, пытаясь представить, как вообще можно от такого оправиться.

– Ну, а твои что означают? – спросила Ида, кивнув на руки.

– Ничего, – ухмыльнулась я, решив тоже быть честной, – только то, что мне было шестнадцать, меня выгнал из дома родной отец, а любимый парень сгорел в пожаре. Бунтовала, как могла.

Ида ничего не ответила. Мы посидели в тишине ещё минут двадцать, а затем отправились домой. Больше называть Иду странной язык не поворачивался. Кажется, и хозяйка моего нынешнего пристанища тоже чуточку прониклась ко мне, потому что на день оставила целых пять сигарет.

К обеду приехала Темза. Ворвалась в дом, как и обычно, словно ураган. Ида закрыла магазин на перерыв и вернулась встретить сестру. Теми чмокнула ту в щёку, и Аделаида скривилась. Я тихонько хохотнула.