Глаза девушки полыхнули огнём, а золотое копьё, повернувшись ребром, оказалось у горла советника.

— Вы должны просто оставить людей в покое. Вам ясно?! Сошлитесь на ценность моих потенциальных сторонников как ценных кадров, на нежелание Асардона, мне плевать.

— Хорошо, хорошо, вы подловили меня. Моя власть действительно безгранична. — Да он скажет что угодно, лишь бы вырваться из когтей этой твари. — От вас ничего не скроешь, я все исполню.

— Вот и хорошо.

Хватка героини ослабла, а световое копье резко сократилось в размерах, а затем и вовсе исчезло, оставив лишь золотое свечение вокруг ладони и предплечья Сетары.

Да ладно? И всё? Нет, она непроходимая дура. Да завтра же он….

Внезапно излучающая свет ладонь героини нежно легла Ксиолию на грудь. В золотых глазах отразилась странная тоска. Что это с ней, она в любви признаваться собирается что ли? Или столь давно не была с мужчиной?

— Я целитель. — Изменившимся голосом начала Сетара. — Я всегда хотела спасать жизни, возвращать здоровье отчаявшимся, дарить радость и утешение. И этот мир дал мне такую возможность. Но он также научил меня, что иногда ситуация требует решительных мер.

На последних словах золотое свечение вокруг героини снова начало разрастаться. Глаза свернули расплавленным золотом. Свет из руки огненным сверлом ворвался в грудь Ксиолия.

Если бы следующим движением героиня снова не заткнула ему рот рукой, асардонец заорал бы от нестерпимой боли. Обжигающее пламя проникло в само его естество и сейчас обустраивалось в грудной клетке советника. От столь чудовищных страданий Ксиолий пытался выгнуться дугой, но стальная ладонь крепко удерживала его на кровати, оставляя лишь возможность беспомощно болтать руками и ногами.

— Не дергайтесь, иначе заклятие не будет наложено правильно, а это лишь усилит агонию. И не пытайтесь разбудить вашу наложницу, я позаботилась о том, чтобы она не проснулась.

Казалось пытка продолжалась вечно, хотя скорее всего прошло не больше минуты, в течение которой Ксиолий был готов умереть раз десять. Внезапно страдание закончилось. Боль отступала капля за каплей, глаза героини приобретали нормальный цвет, а комнату вновь окутал полумрак с единственным источником света в виде торчащего из стены светового кинжала.

— Мне неприятно творить такое с живым существом, но у меня просто нет выхода.

Ксиолий ощущал, как будто в груди поселился живой огонь. Пламя расползалось, окутывало сердце и горячим потоком струилось по венам. Оно не обжигало, но достаточно красноречиво заявляло о своём присутствии.