Вот поворот событий, способный все усложнить.

* * *

Тоненький голосок уже какое-то время щебетал над ухом Плавтины. Она попыталась сконцентрироваться на том, что он говорит, но не сумела. Все было… как в тумане. Правую сторону лица дергало, но по-настоящему не болело… Лежа с закрытыми глазами, она воспринимала лишь приятный полумрак и чувствовала себя вялой, лишенной сил и, в первый раз с тех пор, как она вернулась к жизни – полностью расслабившейся.

Она попыталась открыть глаза, и вот тут стало действительно больно. Веки не разлеплялись. Она медленно поднесла руку к щеке, пощупала синяк, опухший и немного влажный.

Я вам не советую его трогать.

Плавтина уже и забыла о тонком голосе с материнскими интонациями, тихом, но ясном, парившем на периферии ее сознания. Голос ноэма. Плавтина чувствовала присутствие множества других маленьких разумов, но они были гораздо дальше.

– Кто вы?

Она чувствовала, что не способна – по крайней мере, сейчас – на рассредоточение, позволяющее разговаривать мысленно.

Я всего лишь скромная программа врачебной диагностики и биологического лечения. Я слежу за работой медицинских аппаратов, к которым вы подключены. Я хотела бы поблагодарить вас за те весьма интересные минуты, которые я провела за изучением вашего организма. Я бы никогда не подумала, что может существовать настолько успешная имитация человеческого тела. Если бы не энцефалография и не секвенирование вашего генома, я бы так и осталась в дураках.

– Я четырехпалая, – сказала Плавтина, с трудом ворочая языком.

Вас могло бы удивить разнообразие человеческого рода.

Плавтине стало любопытно, почему у простой лечебной программы настолько расширены когнитивные способности. Она заставила себя очнуться, безуспешно попыталась выпрямиться. Возможно, она в смертельной опасности. Хоть ей и трудно было сосредоточиться, она спросила:

– Вы – часть Интеллекта?

Голос выдержал задумчивую паузу – будто изображал, переигрывая, легкое недовольство плохими манерами ребенка, – а потом непринужденно ответил: