Самарин решил воспользоваться помощью Пятого отделения, поскольку Отдельный корпус жандармов ненавидел предателей, и каждый такой случай воспринимался как пятно на чести всего корпуса.
* * *
Глобачев не выглядел страдающим, он сидел прямо на тюремном табурете, только мокрый от пота мундир, посеревшее лицо и забинтованная до локтя рука свидетельствовали о том, что с ним явно что-то не так.
– У него сломаны пальцы и вывихнуто запястье, – отчитался вахмистр. – Мы дали ему морфий, но этой дозы надолго не хватит. Он согласился ответить на все ваши вопросы, но, если он изменит решение, позовите нас. Мы будем поблизости.
Самарин подождал, пока мужчины выйдут, после чего устроился напротив арестованного.
– Я так понимаю, что мне не придется снова обращаться за помощью к вашим коллегам? – спросил он.
Жандарм испуганно кивнул, не осталось и следа от его прежней презрительности.
– Я все расскажу, – лихорадочно заверил он.
– Почему вы хотели убить Олафа Рудницкого?
– Мне приказали.
– Кто?
–
– Кто?!
– Проклятые.
– Почему вы с ними сотрудничаете?
– Они помогли мне, – пробормотал он, отводя взгляд.
– Каким образом?
– Я заболел. Сифилис, – добавил он по требовательному жесту Самарина. – Они вылечили меня и пообещали…
– Что?