— Но как же?.. Грэхард очень любит тебя... — слабо возразила Эсна, не понимая, что происходит.

Он почти неслышно хмыкнул.

— Любит? — его правая бровь слегка нахмурилась, и он согласился: — Пожалуй, любит. Как своего боевого коня, как свою охотничью собаку. Но я не конь, Эсна, и даже не собака. Я человек.

Она промолчала, признавая его правоту. Её собственные мысли были более чем созвучны его.

— Но как же ты?.. — робко спросила она.

Правый уголок его губ дёрнулся.

— Как-нибудь. — Сухо ответил он и, неожиданно, заговорил живо и лихорадочно: — Эсна, у меня ничего нет. Всё, чем я пользуюсь, принадлежит Грэхарду. У меня даже денег нет. Ничего нет, я всего лишь раб у ног своего господина. И... — он глубоко и тяжело вздохнул, закрыл глаза, собираясь с мыслями и силами, и пронзил её взглядом столь выразительным, что он запомнился ей на всю оставшуюся жизнь: — Мне нечего предложить тебе, Эсна. Кроме любви.

Она прижала ладонь ко рту, не в силах отвести от него глаз.

Он не переменил позу — всё так же стоял, прижавшись спиной и локтями к двери, — но казалось, что он весь подался к ней. Мрачное лицо его словно озарилось внутренним светом.

— Поедем со мной? — его слова звучали скорее как вопрос, нежели как предложение. Лихорадочно он продолжил: — Я знаю, что ты привыкла к богатой и комфортной жизни, Эсна. Но здесь ты навсегда останешься в клетке. Я не могу дать тебе все сокровища мира, но я могу разделить с тобой свою свободу. Поедем. — С большим убеждением в голосе закончил он.

Он звал её не как жену; не как женщину, которую хотел сделать своей, которой желал обладать. Он звал её потому, что сегодня порвал со всем, что раньше было его жизнью, решительно отринул всё, из чего эта жизнь состояла, — и только её не мог порвать так же легко, как и всё остальное. Он был готов бросить всё: Грэхарда, страну, дело, над которым работал, друзей, с которыми делили радости и невзгоды вот уже много лет. Всё это враз опостылело ему; он годами не чувствовал, как копится усталость, потому что был слишком занят, чтобы остановиться и прислушаться к себе. И теперь эта многолетняя усталость обрушилась на него в один момент, придавив и сломав.

Он всё был готов бросить без сожаления; и лишь мысль об Эсне сжимала его сердце тоской. Он боялся той судьбы, которая уготована ей в этом дворце, он боялся того, во что превратит её Грэхард, он боялся, что без его заступничества её сияние погаснет навсегда. И он звал её на свободу, туда, где она сможет сиять — с ним ли, без него ли.

И хотя всего этого он не говорил, и даже внутри себя не осознавал таких вещей, Эсна услышала всё то, что он не сказал, и всё поняла правильно.