– Я не узнаю тебя, Рирз. Не узнаю. Ты изменился с тех пор…
– С тех пор как меня сослали в опасные и наполненные дикарями места, подальше от моих братьев, которым запретили общаться со мной, словно я прокаженный? После того как я был вынужден жить в шатрах и опасаться любого шороха? После того как меня отправили строить величайший замок на материке, чтобы после он принадлежал роду Холдбистов и прославлял их, а я, если повезет, мог бы рассчитывать на титул лорда Малой Ветви где-нибудь на самом севере владений моих братьев или и вовсе у гор Рейджхилл и радоваться, что теперь могу взять в жены леди, а не простолюдинку, и мой быт обеспечивала бы пара десятков слуг? Неужто любой другой человек не изменился бы?
В глазах леди Холдбист он видел страх. Злость одолевала его, и дар просыпался – слишком часто в последнее время он взывал к нему, стараясь подчинить.
Как-то раз он уже вышел из себя и убил лошадь. Благо людей на его пути не встретилось, и он быстро обрел над собой контроль.
Беспокоить Вихта легендой о своей Династии он не желал. Еще меньше он желал, чтобы южанин, узнав, что его друг практикуется, увязался за ним и пострадал. Но был и побочный полезный эффект – теперь Рирз начал чувствовать человеческий страх. Он имел совсем другой, непередаваемый запах.
Леди Эббиана не обижала его в детстве и защищала в более сознательном возрасте. Пугать женщину, которая уже и так пережила смерть двух сыновей и мужа, и причинять ей вред Рирз не хотел. Сражаться с мужчинами, убивать брата, что мешал ему зарабатывать уважение и поддержку лорда Вайткроу, выводить из таверны чужих невест, убивать слуг, что препятствовали… Да, за эти поступки совесть его не мучала. Однако жена Рогора любила Рирза даже после того, как заимела собственных детей, и заботилась о нем по мере сил, а он всегда воспринимал ее как мать.
– Я не хочу причинять вам вреда, миледи. Моя нелюбовь к отцу не распространяется на вас. Я буду счастлив, если вы признаете меня лордом Холдбистом и законным правителем Севера, когда я получу титул. Если Робсон умрет, разумеется.
Нет, успокоение взрослых дам не было его сильной стороной.
Леди расплакалась, и с какой стороны подступить к ней, бастард не знал. Он нечасто общался с девушками, и обычно они находили более увлекательные занятия, чем беседы, и в процессе пока ни одна не разревелась. Дольше всего он говорил с Фейг, Леоной и Виллой – все три гордо именовались Вайткроу и, на счастье сына Рогора, не имели необходимости горько рыдать. Да и эту напасть можно было свалить на Вихта при случае. А с леди Эббианой южный правитель помочь был не в силах.