– Ты хотела бы вновь стать человеком?

Она нахмурилась:

– А я… Я об этом не думала.

Бабалу присел перед кроватью и заглянул ей в глаза.

– Ответь. Ты хотела бы вновь стать человеком?

Дочь Атума сначала отрицательно покачала головой, затем уже увереннее проговорила:

– Нет. Нет, я не хочу.

– Ты не хочешь быть созданием с крыльями?

В ее глазах заблестели слезы.

– Я хочу, чтобы меня спрашивали, чего я хочу, а чего нет, прежде, чем де… менять… трогать меня!

– Он не спросил, – ориша взял руки Жени в свои и сжал их.

– Нет. – Слезы скатились по ее щекам. – Все тут считают, что им все дозволено!

– Ты поэтому всегда контролировала Ярослава? Не позволяла ему разрушать жизни?

Женя закусила нижнюю губу, стараясь удержать эмоции под контролем.

– Это ты не позволяла ему играть в прародителя, – улыбнулся мягко Бабалу-Айе, поднял руку и стер слезы с ее щек. – Я часто это замечал. И не только я. О том, что старый Атум живет моральными нормами своей дочери, знают все, кому хоть сколько-нибудь интересна его личность. И все знают, что если Евгении не понравятся чьи-то действия, то любимый папочка заставит наглеца жить по моральным нормам.

Она смущенно рассмеялась.

– Тебе не нравятся крылья, да?

– Ну, нет, – Женя чуть повела плечом, отчего перья за ее спиной зашуршали. – Почему… Они красивые.

– А маниту в крови чувствуешь?

Вместо ответа она опустила глаза и тяжело вздохнула.