Светлый фон

— Подтверждаю, — глухо простонал несчастный, обливаясь холодным потом. — Но, клянусь всем святым, я не имел понятия, для каких целей будет использоваться требуемая копия! И имя заказчика мне неизвестно.

Глава особой службы в легком недоумении выслушал прозвучавшие жалкие оправдания. Если это была попытка вызвать в нем сочувствие, то она провалилась с треском, даже и не повеселив.

Дух пленника сейчас был безоговорочно сломлен. Однако, сломить его оказалось не так-то и просто.

Эта внешне простая, безыскусная, нарочито заурядная шкатулка имела хитро спрятанное двойное дно. Вопреки всем возможным ожиданиям, внутри скрывались довольно-таки изворотливый ум и сильная воля, которые помогали Стефану неплохо держать удар на протяжение всего допроса и сопротивляться умелому давлению, не снимая удобной личины неудачливого чудака, местного дурачка, которого совершенно никто не принимает всерьез.

Великолепная маскировка.

Пожалуй, слишком великолепная, чтобы ввести в заблуждение главу особой службы, — но с канцлером вообще мало кто мог потягаться в подобных психологических играх. Хотя, надо признать, ювелир весьма убедительно разыгрывал ни в чем не повинную жертву обстоятельств, не понимающую, чего от нее хотят.

Если же быть откровенным до конца, Винсент всё еще не был уверен в безоговорочной победе: где-то глубоко внутри своего сердца пленник по-прежнему мог не признавать себя побежденным, лишь временно уступая силе, противостоять которой не мог. Как гибкая ветка, которая относительно легко гнется, но не ломается, приспосабливаясь к изменчивым обстоятельствам. Чтобы наверняка сокрушить крепость такого духа, нужно было приложить дополнительные усилия, однако канцлер не видел в этом особенной необходимости, ведь Стефан всё равно отныне потерян для общества.

Жизнь его кончена.

Досадно, досадно, что такие незаурядные дарования придется растратить на выполнение нехитрых рабских обязанностей. Что ни говори, весьма нерациональное использование ресурсов. Вроде как гвозди забивать сапфиром. Но — ничего не попишешь, измена есть измена.

— Для вас, Стефан, это несущественно, — тем не менее, сухо пояснил дознаватель, формальной улыбкой смягчая смысл сказанного. Он любил доводить до сведения заключенных приговор, объявлять, что их ждет, любил, когда закон торжествовал благодаря его, Винсента, усилиям. — По законам Ледума вы будете лишены всех прав, если какие-то у вас имелись, и приговорены к пожизненным общественным работам на благо нашего славного города. Вам это должно быть хорошо известно. Если же нет, особая служба не обязана бороться с вашим вопиющим невежеством.