Я смотрел на лицо Артема – мне хотелось знать, известно ли это ему.

Мальчик закусил губу.

Знал.

– Псих! – закричала Эн Эйко. – Это была единственная возможность! Нам позволили бы покинуть планету!

Одной рукой она схватила Артема, прижала к себе, словно куклу. Пистолет смотрел мне в лоб, но стрелять девочка не пробовала. Видимо, реально оценивала мощность защитного поля.

– Сорок процентов боевых систем выведены из строя, – сообщил компьютер. – Уничтожено девять вражеских особей.

Я ждал. Мне не надо было касаться кнопок и ловить врагов в перекрестие прицела. Время детских игр кончилось.

– Шестьдесят процентов боевых систем выведено из строя. Уничтожено четырнадцать вражеских особей. Случайные потери наших сил – в границах допустимых норм.

Игры – кончились. Зато нормы – остались.

– Восемьдесят процентов боевых систем выведено из строя. Уничтожено шестнадцать вражеских особей. Расчету рекомендуется покинуть территорию бункера.

– Снять защиту с поста командира, – сказал я, вставая. На главном экране красные точки торопливо стекались в нашу сторону. Не уйти. Все равно – не уйти. Но лучше под небом, а не в раскалившейся от плазмы бетонной норе.

– Сволочь! – сказала Эн Эйко.

– Не стреляй, я запрещаю! – крикнул Артем. – Не убивай его!

Я пожал плечами. Мне было почти все равно. Я смог сделать то, что должен был сделать. Дальше – все равно смерть.

– Кто же вы такие, – сказал я. – Знать бы.

Эн Эйко плакала, опустив пистолет. Она с удовольствием бы меня пристрелила, но, похоже, не могла нарушить прямой приказ брата.

Мне бы тоже стоило ее убить. Потому что эта девочка совершила самое неслыханное преступление в истории – предала человечество «чужим». Даже в годы Смутной войны это случалось совсем редко. Если и случалось – то под пытками, психоломкой, шантажом.

А здесь, гляди-ка, добровольно!

Что же происходит, а? Для чего сделали, именно сделали, эту девочку-робота, готовую пожертвовать человечеством ради – нет, не ради себя, – ради братца.

Если он ей брат, конечно.