— Грищук, ты уже на работе пьянствуешь! Какой переворот, какой комендантский час?!

— Никто не пьянствует. Не веришь — включи телик.

— Уже давно выключил, так кроме дурацкого балета ничего не показывают.

— Включи прямо сейчас. У нас все отделение смотрит, даже клиенты из обезьянника.

Чертыхаясь, опер послушался совета. Грищук действительно не шутил и не дурковал.

Надоевший балет сменила известная группа лиц, с чувством и толком рассказывающая о происках врагов социализма и необходимости чрезвычайного положения для нейтрализации преступных элементов. Потом гурьбой последовали выступления рабочих, колхозников и самых лучших представителей трудовой интеллигенции с полным одобрением действий ГКЧПистов.

Так встретил утро 19 августа опер Малючков.

ЕЩЕ ОДНА ЖЕРТВА

ЕЩЕ ОДНА ЖЕРТВА

— Чем за прозрение могу я заплатить?

— Безумием своим.

И если скажет смерть: Тебе пора

Не надо ныть: Твои часы спешат

Василь возвращался с прогулки, трезвый, как стеклышко и очень злой. Глупый у нас все-таки народ, просто глупейший. Нет бы дружно поддержать ГКЧП, попытаться вернуться в те славные времена, когда он успешно, торговал дефицитными абонементами. Как все душевно было, по-братски, по-честному. Так нет, бунтуют бестолковые людишки, орут, как ненормальные:

— Ельцин, Ельцин. ГКЧПистов под суд!

Медлит и армия, и КГБ, и милиция — вся власть в их руках, вся силища, а они медлят. Это-то куда годится?! А вот он, обычный советский Василь, хотя никуда и не спешит, уже успел принять на грудь пузырь Московской, а еще один припас на вечер. За упокой Ганинской души пригубит и колбаской закушает.

Военная техника, между тем, перебазировалась чуть поодаль, на соседнюю улицу. Там же нервно прохаживался и его вчерашний белобрысый собеседник, недовольно покрикивающий на мелкого чучмека, словно вчера лишь с гор спустившегося:

— Я же сказал по-русски, номер на башне протереть. Татарскому еще не научился. Давай, дуй за водой.

Василь подошел к пареньку и немного подождал, пока тот не повернется в его сторону: