– Остатки, распыленные. Если их аккумулировать, ты сумел бы припудрить себе нос.

– На левую ладонь.

Это немного напоминало горячий воздух над паяльником. Размывающее свет облачко размером с яйцо, в котором, словно бриллиантовая пыль, посверкивали микроскопические искорки.

Краб заклокотал и переступил с ноги на ногу. Тройные когти проехались по камням двора.

– Цифраль, подлети к нему. Я хочу знать, что видно между плитами, когда они ерошатся.

– Ты сдурел? Ни за что к нему не приближусь.

– Ты сидишь в моей голове. Он тебя не увидит. Тебя никто не видит, piczku materinu, лишь я. Свали, а потом не говори со мной, я сконцентрирован.

– На чем?

– Выметайся!

Она надулась и полетела. Осторожно, по широкой дуге, чтобы приблизиться к крабу сзади. Драккайнен бормотал себе под нос, всматриваясь прищуренными глазами в переливающийся в ладони свет.

Вдруг раздался мерзкий скрежет железа, краб неожиданно приподнял туловище и расплел руки, показывая два полукруглых клинка.

Вуко, продолжая упрямо бормотать что-то по-фински, отодвинулся мелкими шажками в сторону, под стену, где вставала подпертая толстыми столбами подклеть.

Краб запиликал, совершенно как сверчок, а потом двинулся в его сторону.

Драккайнен сделал несколько быстрых шагов, все время в странной, присогнутой фехтовальной стойке, повторяя свои слова, как упорную молитву. Говорил все громче, а в тоне его прорезались нотки истерии.

Краб выставил оба клинка вперед и двинулся – резко, словно разгоняющийся секач.

– Apiainen! Perkele apiainen! – рыкнул разведчик, упершись в бревно спиной.

В последний момент отступил за столб; клинки крутились, как лопасти вертолета; стукнуло, будто очередью из пулемета, от колонны полетели толстые щепки.

Драккайнен припал к земле и рубанул создание по ногам, сразу отскочив, словно тореадор, и опершись в очередной столб.