— Где Том?

— А где он может быть? Мы здесь, и можно не беспокоиться — каждый на своем месте. Том сидит в библиотеке, как ему и положено. — Он указал на манускрипт, лежащий на столе перед Бирном. — Так что ищите его там. Почему же вы не прочли рукопись? Он сказал, что вы собирались.

Взяв листки, Бирн пролистал их. Страницы, полные чувств и драмы. Он замечал слова: прикосновение, дом, озеро … Сделав над собой усилие, он попытался читать, отчасти рассчитывая, что вот-вот войдет Рут, утомленная работой в саду, и откинет такую милую каштановую прядку, свалившуюся на лоб… Он опустил бумагу.

— А вы не находили в рукописи что-нибудь неожиданное для себя?

— Неожиданное? — Саймон запустил пальцы в волосы, поднимая их. Лихорадочный и слегка отчаянный жест. — Неожиданное? Что вы… все, даже говорить смешно!

— Почему же вы тогда так расстроены? Или Том что-нибудь не так понял?

— Ах, дерьмо. — Трудная пауза. — Начнем лучше с вас. Или вам всегда все рассказывают? И за прожитую жизнь вы успели привыкнуть к тому, что все открывают струны своего сердца для вашего обозрения? Выходит, у нас вы нечто вроде гуру — целителя и советника? Вы действительно хотите знать? — Саймон продолжил прежде, чем Бирн успел ответить. — Я… расстроен, как вы сказали, поскольку не думаю, чтобы Том ошибался. Наверное, все так и было, и он прав во всем. — Рука, наливавшая воду в три стоявшие на столе кружки, отчаянно тряслась. — Мой отец… мой отец — чудовище, как утверждает его книга. Кошмарный обманщик, гипнотизер, наделенный ужасной злой силой. Черный маг, если угодно.

— Согласен, — трезво произнес Бирн.

— Ну, прочтите, увидите. Я взялся за книгу после рассвета. А это я отнесу Тому. — Саймон направился к двери в холл. — Только, Бирн, не надо подниматься наверх, ладно?

— Почему? — Впрочем, он не знал, зачем это может ему понадобиться.

— Это выходит за рамки.

— Кто говорит так?

— Дом. И Лягушка-брехушка. Она наверху. И не хочет никого видеть.

— Хорошо, — ответил Бирн ровным голосом. — Понимаю.

— Возможно, и так… — С затихающим на ходу бормотанием Саймон оставил кухню.

Он прочитал все целиком; бредовую последовательность наваждений и одержимости, откровенно говоря, невозможно было принять. Но в доме, где резвилась на свободе Лягушка-брехушка, где по ночам раздавался шорох колес, нормальный ход событий не мог существовать. Бирн вполне готов был признать, что Питер Лайтоулер и его отец являлись чудовищами — черными магами, как сказал Саймон.