– Ничего не говори, просто шагай в ногу.

Более вопросов я задавать не стал. Шагать так шагать.

Шагали мы довольно долго, и уже нетрудно было догадаться, чего именно ищет иномейка. Самый тихий переулок, где при желании можно услышать, как падают листья. И даже как растут. И в том переулке самый глухой тупичок, куда нога человека ступает нечасто.

Дворик, открывшийся взору, поражал безлюдьем и в то же время отсутствием мерзости запустения. Сквозь прошлогоднюю мочалку прелой травы густо пробивалась свежая поросль, ветви деревьев, одетые зелёной дымкой, скрывали очертания громоздких бетонных коробок, высящихся поодаль. Нигде не видать мусорных куч, битых бутылок, и даже строго обязательных похабных надписей на стенах близлежащих гаражей было раз-два и обчёлся.

– Вот тут посидим, – Вейла провела пальцем по серой доске самодельной скамейки, проверяя, не слишком ли грязна. Я критически оглядел доминошный столик, не слишком ровно вкопанный в грунт.

– Похоже, дело серьёзное. Рассказывай.

– Не гони, Антон. Дай мне отойти.

Пауза.

– Я только что с Красной площади… впрочем, ты в курсе.

Пауза.

– Скажи… что ты чувствуешь, глядя на всю эту боевую технику?

Я помедлил, обдумывая ответ.

– Гордость за несокрушимую мощь державы и за людей, которые смогли всё это сотворить, – я чуть усмехнулся. – И лишь временами терзают диссидентские сожаления насчёт немереных миллиардов народных денег, вбуханных в…

– Вот. Вот оно. Не ты один, так думают все. Все. Все поголовно. Гордость и даже восторг при виде чудовищных машин, предназначенных для убийства. Для массового убийства, заметь. И только изредка, вскользь – сожаление за выброшенные деньги… Деньги!

Пауза.

– Можно ли испытывать восторг при виде гильотины, или виселицы, или электрического стула? Это же мерзость, вещи, которые стыдно показывать на глаза. Их место в подвалах без окон. А танками и ракетами с атомными бомбами, выходит, можно гордиться?

– Прости, что разочаровал, – скупо улыбнулся я. – Я всего лишь дикий абориген дикой планеты. И нет раскаяния во мне, как ты любишь выражаться. Ты моего отца порасспроси, он застал войну. Пацаном, но застал. В оккупации был… и выжил. Он тебе расскажет, к чему приводит нехватка мерзких танков и прочих орудий убийства.

– Да-да, я помню: «хочешь мира – готовься к войне».

– Абсолютно точно. Хочешь мира – готовься к войне. И никак иначе.

Глаза, как две зияющие бездны.