– Скажи, тебе не страшно? Не страшно жить, когда в получасе лёта от тебя дремлют эти чудовища?

Я вновь чуть усмехнулся.

– Мы привыкли.

Пауза. Долгая, долгая пауза.

– Меня тоже иногда посещают необычные мысли. Например, что эта планета лишена разумной жизни. И аборигены, волей биологической конвергенции так похожие на иномейцев, просто прикидываются разумными существами. Тонкая плёночка вроде бы здравых рассуждений, а под ней – бездна безумия… Вы не признаёте законов реального мира. Вы безапелляционно уверены, что любое знание – благо и любой ящик Пандоры непременно следует открыть. Вам не приходит в голову самоочевидная истина, что тот, кто старательно готовится к войне, в итоге её непременно получит. Вы не признаёте вселенский Закон возмездия… удивительно, как вы ещё признаёте Закон всемирного тяготения?

Пауза.

– Только ведь незнание законов не освобождает… Человек, шагнувший в окно или с крыши, может принципиально не признавать Закон всемирного тяготения или вообще ничего не знать о нём. Участь его от этого не изменится ни на йоту.

Я осторожно обнял её.

– Не всё так ужасно. На этой огромной холодной планете есть один абориген, который любит тебя. Больше жизни. При всей своей непроходимой дикости…

Впервые за весь трудный разговор её лицо озарила бледная улыбка.

– Это правда. И спасибо тебе, Антоша.

Улыбка погасла.

– Я сегодня стояла двольно близко от трибуны, на которой находятся ваши вожди. И мысли их были как на ладони. Всё очень плохо, Антон. Ты в курсе, кто такой некий Михаил Горбачёв?

Теперь паузу выдержал я.

– Новый генсек ЦК КПСС, если не ошибаюсь.

– Ошибаешься, Антоша. То есть да, генсек-то он генсек… Вас ждут тяжёлые времена.

Наверное, по моим глазам сейчас можно было выверять циркули.

– Ты не ошиблась? – осторожно спросил я.

– Да если бы… – усмешка уголком рта. – Телепатор настроен отлично. И я достаточно понаторела в обращении с ним, чтобы тешить себя иллюзиями.

Вдоль позвоночника пробежала холодная ящерка.