Да, это была святая правда. Ещё вопрос, кто чаще посещал больного, моя родная мама или Ниночка. И уж всяко чаще, чем родная сестричка.
– Ну что, поедем, Антоша? Вон и такси, кстати… Такси! Эй-ей! – Она замахала рукой, привлекая внимание проезжавшего мимо таксиста.
– Погоди-ка… – перебил я её. – Давай пройдёмся немного. Я взаперти почти три месяца пробыл!
– Как скажешь… Езжайте! – это уже таксисту.
– Выкобениваетесь, сопляки! – таксист дал газ. Что-то шевельнулось у меня внутри. Какое-то смутное беспокойство… будто я уже слышал это… дежавю?
Ниночка, подцепив меня под локоток, оживлённо болтала, стараясь развеять грусть-тоску, наведённую пребыванием в психушке. Девушка цвела, как майская роза… вот взять да и жениться, что ли? Не, ну правда, чем не жена? Запала на меня, это и кроту видать… мордашка ничего так… Правда, общественно активна не в меру, напориста… но, может, это и плюс, деловая жена? Ещё, глядишь, и двигать будет супруга по карьерной лесенке, угу… Тут, главное, правильно себя поставить, а то общественницы-активистки быстро норовят мужика под каблук, оглянуться не успеешь – и ты уже верховой пони…
Я криво ухмыльнулся. По карьерной лестнице, угу… Это в библиотеках-бухгалтериях да профкомах-парткомах вояж в дурку не препятствие для дальнейшей карьеры. В парткоме так даже, наоборот, верно… Так что если и светит мне отныне карьера в «Лавке», то дворником или вахтёром. Или Ниночка таки лелеет мысль повернуть меня на стезю профсоюзно-партийной линии?
– …Антон, мне кажется, ты меня совсем не слушаешь, – Ниночка чуть поджала губы.
– Здра-а-асте! – я счёл уместным слегка оскорбиться. – Очень даже внимательно слушаю. Кого же и слушать, как не тебя?
Она вновь расцвела, как майская роза. И вдруг откуда-то из недр памяти, из чёрного провала всплыло: «…и не роза вовсе, а ассигейра на рассвете». Какая ассигейра? Нет, явно не долечили меня…
– Ладно, хватит для начала прогулочки, – я улыбнулся. – Прохладно сегодня чего-то… О, вон и метро! А то «такси! такси!»… Наши люди из психушек домой на такси не ездят!