Давид все еще возился в кухне, и Мета вернулась к случившемуся в последние недели. Такие нелегкие недели…
Посреди разговора с клиентом она вдруг потеряла самообладание: внезапно ей показалось, что ее держат в темном подвале, из которого невозможно бежать. И тут же перед ее мысленным взором возникло окровавленное тело Амелии и закрыло собой все остальное. Мета плакала и не могла остановиться. К счастью, в кабинет вбежала Рахель и успокоила совершенно расстроенную подругу.
Следующие дни потребовали немалой выдержки: ее попеременно охватывали страх и паника в сочетании с яростью и безнадежностью.
Все это время Давид не отходил от нее и даже беседовал — а Мета и не заметила! — с ее истеричной матерью и всерьез обеспокоенным отцом. Хотя поначалу он чувствовал себя очень неловко с членами ее семье, поскольку они напоминали ему о том, что он до сих пор не решился позвонить собственной матери, со временем Давид научился ладить со всеми. И пусть родители были серьезно обеспокоены, тем не менее оставили Мету на его попечение.
В конце концов именно Рахель помогла ей справиться с этим, воспользовавшись старым как мир приемом: она дала подруге выговориться. Потому что поначалу у Меты не хватало духу рассказать Давиду о том, как Карл приставал к ней, как ее едва не изнасиловал Хаген и как умерла Амелия. О том, как жутко было осознать свой дар, и что теперь она не решается пользоваться им… Этот разговор был очень болезненным для обеих, но они справились, а еще больше окрепшая дружба стала подарком, как это бывает только в горести.
Слушая музыку, Мета стояла у окна и смотрела на молочно-белый солнечный свет. Хотя дни уже стали гораздо длиннее и аллея покрылась первой зеленью, солнце еще не успело набрать полную силу. И ей это нравилось: она хотела насладиться переходом из одного времени года в другое, словно нежным началом чего-то нового.
Позади нее Давид с негромким звоном поставил на накрытый стол графин с вином. Мета обернулась, и он улыбнулся ей манящей улыбкой. Она с охотой приняла приглашение, подошла и позволила себя обнять. Едва головокружительный аромат Давида ударил ей в нос, как она тут же забыла о только что предпринятых в ванной попытках придать себе внешность идеальной хозяйки. Для этого тело Давида под тонким свитером было слишком соблазнительным.