– Я тоже только поверху, – сказал Васька. – Или идите без меня, я лучше жить тут останусь, чем снова вниз полезу.
– Во-во, – закивал я энергично.
– Город новый, после войны строился, – чуть опустил меня на землю Сергеич. – Улицы прямые и широкие. Если разместить посты толково, то можно весь периметр просматривать с нескольких высоток.
– Ну и пусть просматривают, – подумав, ответил я. – Если в лоб не нарвемся, то всегда можно убежать, в конце концов. Наблюдателей много не будет, никто не погонится.
Не самое умное заявление, но страх перед подземельем заставлял говорить то, что хочется сказать.
– Тоже верно, – подозрительно легко согласился Сергеич. – Ладно, давай двери попробуем.
Перебежали через двор, присели у двери. Я заглянул в забранное решеткой окно – точно, раньше там вахта сидела. Обшарпанный стол деревянный, перевернутый стул. На полу валяется электрочайник.
Сергеич дернул дверь, и она легко открылась, протяжно заскрипев петлями. За ней пустота. Короткий коридор и вторая дверь, слегка приоткрытая. Я вошел внутрь, ветхий пересохший линолеум захрустел под подошвами. Открыл вторую дверь, выглянул. И оказался на задах какого-то кирпичного четырехэтажного корпуса хрущевской постройки. Тут постреляли – на стенах следы от пуль, под ногами гильзы. Но уже давние, не первый день валяются. Два костяка посреди двора, уже почти и не воняют, обглоданы начисто.
В окна никто не выглядывает, звуков не слышно, света не видно. Похоже, что нет никого. Живых, по крайней мере.
– Пошли, – шепнул Сергеич. – Тут наверняка выход на улицу есть.
В корпус, явно смахивающий на институтский, вели несколько обшарпанных и потрескавшихся бетонных ступенек. Видать, на ремонты разоряться принято не было – не банк, чай, и так сойдет. Подумаешь, оружие проектируют, оборонка голозадая. Стекла в больших распашных дверях были выбиты и грудой осколков лежали на полу. Пусто вроде как, насколько в ночник видно.
Тихо войти не получилось – стекло хрустело под ногами. Ладно, хоть никто из темноты не бросился. Прямо напротив действительно был выход на улицу, турникет и стеклянная будка вахтера. Стекло в будке прострелено в нескольких местах, в распахнутой двери – смердящий и растащенный костяк с обрывками тряпья на нем. В черепе две дырки от пуль.
Тихо подошли к выходу, не забывая оглядываться. Присели. Тихо. Пусто. Никого. И стоило так подумать, как не далее чем в квартале от нас вспыхнула стрельба. Активная, жестокая, с рикошетами, летящими в ночное небо. В нее сразу же ввязался крупнокалиберный, затем что-то рвануло, осветив низкие облака и взметнувшись кудрявым огненным облаком. И так и пошло дальше, не затыкаясь.