— Вот именно, господин ректор. Ладно, не прощаюсь!

В шатер заглянул Гиль.

— Ну что там?

— Битва пока не началась. Твой отец направил на помощь драконам войска.

— Я же говорил, что он вполне адекватен. А меня… нашли?

Я отвернулась от оборотня, не в силах сдержать слез.

— Значит, нашли… Что ж… Но здесь‑то я живу! — он подошел ко мне и обнял за плечи. — Ну не грусти, Вет, не надо. Пойдем ужинать, а то ты сегодня отсюда не выходишь.

Я кивнула и мы пошли к общему костру. Над степью висело уставшее солнце, готовое уже вот — вот сорваться вниз. У костра сидел Данияр и слушал тягучую бесконечную песню. Она была словно продолжением бескрайних степей, отражением их вечной жизни без суеты и страстей.

— Это Тамина поет, — промолвил Данияр, увидев нас и приглашая на шкуры, разложенные прямо на земле. — Садитесь к костру.

— А о чем?

— Знаешь, она поет каждый день и всегда о разном. Сегодня она грустит. Эта песня о разлуке, конечности нашего существования и необходимости делать выбор. Обычно она предчувствует будущее, и слова подбирает, чтобы подбодрить или направить. И мне кажется, она поет для тебя, Вета.

— А ты можешь перевести?

Данияр кивнул и начал пересказывать строчку за строчкой, запаздывая за исполнением.

— Гиль, — позвала я оборотня, после того, как наелась до отвала тушеным мясом с приправами и травами. Он подошел ко мне и сел так, чтобы я могла опереться своей спиной на его. — Я должна тебе признаться…

Он молчал, но было понятно, что он внимательно меня слушает.

— Этот мир — моя иллюзия.

— Это я уже понял, — его голос дрогнул.

— И он исчезнет вместе со мной…

— Ты так за меня переживаешь? — он озорно по — детски рассмеялся. Вообще степь пошла ему на пользу. Здесь он перестал быть серьезным магом или мужчиной, принимающим решения. Он стал мальчишкой веселым и грустным одновременно. Как будто узнав о скорой казни, пытался успеть получить от жизни удовольствие.

— Конечно… мне неприятно думать, что я виновата в твоей смерти, — призналась я. — Это ведь я в Академии вас зачаровала, ну там… на турнире…