Оба офицера брезгливо отшатываются.

— Нет. Вали отсюда. И собирай дрова в другом месте, — это молодой.

— Простите, господин офицер, — самым жалобным тоном канючу я, — но ведь в других местах всё уже обобрали чехи.

— А это не наше дело, — злобно говорит лейтенант. Дворянин же мягко добавляет:

— Гюнтер, дойди до города и обратись в администрацию. Немецкому сироте не откажут в помощи. Вас с бабушкой обязательно пристроят в госпиталь.

— Спасибо, господин офицер, — вздыхаю я и бреду дальше, то ликуя своей удаче, то впадая в панику при мысли, что меня остановят ещё раз. Но больше мной никто не интересуется, и я благополучно выбираюсь с заставы.

Всю Богемию я так и прошла — подбирая и прижимая в людных местах к груди хворост, стараясь ковылять тогда, когда меня могут увидеть, и переходя на привычный шаг в безопасных местах в тёмное время суток. Ночью уклоняться от патрулей было легко, днём они мной не интересовались. С утра и вечером я отсыпалась. Один раз мне не повезло попасть под дождь. Он, впрочем, был слабый, вялый — обошлось даже без насморка. Несмотря на то, что приходилось часть пути брести так, словно сейчас помру, я дошла до рощицы возле Коварны уже к вечеру двадцать первого числа.

Кожа от грязи вся чешется, и в карманах не осталось ни крошки, но я почти счастлива — мне удалось проскочить. Теперь мне остаётся только ждать.

В эти два дня я отчаянно завидую Люции — она работает инструктором по выживанию в дикой природе. Уж она бы нашла, как обеспечить себя пропитанием. Мне же удаётся отыскать только несколько уже упавших, подгнивших с одного бока яблок — они мне и пища, и вода. Сплю в самые тёплые часы, устроив постель из опавших листьев.

Вечером двадцать третьего заряжает мелкий промозглый дождик. Съёжившись и скрестив руки на груди, я выхожу на единственную улицу Коварны и присаживаюсь на корточках под одним из заборов. Вечер неуклонно идёт к ночи, а на улице всё никто не показывается. Но вдруг меня как пружиной подбрасывает: с одного из концов маячит знакомая широкоплечая фигура в плаще. Я ещё не могу рассмотреть лица, но уже уверена, что это Батори. Неужели у меня всё получилось? Неужели у нас всё получится? Я готова плакать от оставляющего меня напряжения. Рядом с Батори шагает худощавая юношеская — или девичья — фигурка в лихо сдвинутом набекрень берете, за спиной — футляр гитары. Эльза! Я бегу к ним, расплёскивая босыми ногами лужи, даже не подумав, что им никак невозможно узнать меня в таком виде. Только когда мы останавливаемся в двух метрах друг от друга, догадываюсь стащить свою жуткую шляпу — коса соскальзывает с макушки на спину, отросшая чёлка падает на лицо.