Отец не хвалил Вилли, но и не лупил его в тот вечер. Он вообще не сказал ему ни слова. А на следующий день в школе, мальчишки обходили его стороной, ни одного обидного слова, ни одного пинка… Какое же это было блаженство! Тоже самое было и на второй день, и на третий, до тех самый пор, пока Мэнни снова не появился в школе.

В тот день мальчишки подкараулили Вилли после школы, когда он шел домой, дождались, когда он будет проходить мимо заброшенной стройки, затащили за покосивший забор, навалились всем скопом и стали бить. Теперь они били сильнее и яростнее, больше стараясь не унизить, а причинить боль. Теперь это был не просто ритуал, теперь они должны были доказать свое превосходство. Раз и навсегда отбить у замухрышки желание сопротивляться. К боли Вилли привык, он давно не боялся ее, но теперь уже он не мог просто так подчиниться. Теперь он знал, что делать. Знал, как делать. И еще он знал, какое это удовольствие видеть ненавистного врага поверженным. Собственных кулаков не хватало, чтобы отбиться, но тут на счастье Вилли подвернулся железный прут арматуры. Как-то сам собой он лег ему в руку, Вилли размахнулся и ударил, практически не глядя куда бьет. Он услышал крик боли и ударил еще раз. Мальчишки бросились прочь. Кое-кто хромал, кое-кто потирал ушибленное плечо. Они не убежали, они остановились поодаль, глядя на истерзанного и окровавленного крысеныша Вилли, с бессильной яростью и — со страхом! Они боялись его!

Вили усмехнулся разбитыми губами, и взмахнул прутом, как рыцарским мечом.

— Ну что, испугались? — спросил он хрипло.

Никто не рискнул приблизиться к нему. Мальчишки стали кидать в него камнями издалека и Вилли ответил им тем же. Конечно, ему досталось больше, один из камней так сильно ударил его в плечо, что перед глазами потемнело. Вилли покачнулся и едва не упал, но все-таки устоял и прут из рук не выпустил. Боли он не чувствовал. Совсем. И страха не испытывал тоже. Только перед глазами как будто клубились темные сполохи, которые вдруг на единый миг как будто сложились над головами его недругов в уродливую зубастую рожу. Эта рожа злобно клацнула зубами, хотела кинуться на его, — но вдруг исчезла, истаяв как тень под лучами солнца. И тот час же мальчишки сорвались с места и убрались восвояси.

Позже, уже много лет спустя, вспоминая тот день, Вилли думал, что было бы, если бы он упал? Набросились бы на него его недруги, забили бы до смерти?

В тот вечер Вилли пришел домой избитым больше обычного, но в его руке все еще был железный прут. Прут был испачкан кровью. Отец снова ничего не сказал. И не бил его. Больше никогда его не бил.