«Я только взгляну, — сказал себе Митя, — Одном глазком взгляну что там… Надо же мне знать, что находится у меня в тылу!»

Как только мальчик спустился, перед ним тот час встала дилемма: широкий коридор действительно уходил куда-то вдаль, но сразу же за оборвавшимися ступеньками влево уходил еще один коридор, куда более узкий. Митя посветил фонариком вперед, посветил влево — и там фонарик снова наткнулся на кирпичную кладку.

— Ну прямо лабиринт, — шепотом проворчал Митя, — Одни повороты. Выходит что тут-то куда больше всего, чем наверху.

Пол в подвале повсюду был сырым и Митя ступал очень осторожно, глядя по большей части себе под ноги, чем по сторонам. Он решил пойти сначала влево, может потому, что не хотел оставлять у себя за спиной ничего неизвестного, а может быть просто из любопытства. Ведь куда интересней, куда может идти узкий и извилистый ход, чем прямой и широкий!

Ну и холодно же было в этом узком коридоре! В тоненькой рубашке и изорванных на коленях штанах Митя дрожал как осиновый листочек, даже зубы стучали, а при дыхании — похоже даже пар вырывался изо рта. А ведь лето на дворе в самом разгаре.

Первое, что увидел Митя после того, как коридор привел его в довольно обширное квадратное помещение с низким потолком — это были бочки. Проржавевшие и прогнившие бочки, настолько давно здесь стоявшие, что уже невозможно было определить, что в них хранилось в иные времена. Митя подошел к одной, сунул в нее нос, принюхался… Что это за странный сладковатый запах? Гниющие доски не могут пахнуть так мерзко.

— Фу! — поморщился Митя, зажимая ладонью рот и отступая от бочек подальше, — Мясо там что ли сгнило…

Он обошел бочки стороной, заглянул за них и — замер с разинутым ртом.

Дрожащий луч фонарика выхватил из темноты аккуратно лежащие вдоль стеночки рядком тела. Синие лица, закатившиеся глаза, почерневшие и ссохшиеся губы приоткрыты в гримасе боли или в улыбке, теперь уже не понять… У троих шеи разорваны так, что кости и связки торчат наружу… белые, словно обсосанные кости и связки…

Все трупы были одеты в форму СС… Их было… было…

Со сдавленным стоном Митя перегнулся пополам и его вырвало съеденной давеча жирной тушенкой.

Этот запах, мерзкий, удушающий, сладкий запах… гниения…

Его все еще тошнило, когда в желудке не осталось уже ничего, и тот только сокращался, болезненными мучительными спазмами. Держа в одной руке фонарик, а другой сжимая себе горло, Митя побрел, качаясь, прочь из коридора, кое-как поднялся по скользким ступенькам (опять едва не грохнулся вниз), добрел до своего убежища и рухнул на матрас, предварительно высосав из фляжки почти всю воду.