И тогда Вильфред выстрелил. Выстрелил в тварь, но в клочья разнес голову полковника Августа фон Шлипфена. А потом стрелял в солдат, которые подбежали к нему, стрелял, и стрелял, и стрелял… А они стреляли в него, и он чувствовал каждую входившую в тело пулю, и с каждой пулей звук и боль, терзавшие его, становились все слабее, пока наконец не исчезли вовсе, и Вильфреду стало легко, так легко… Он лег щекой на холодную плиту пола. И подумал, что вот теперь наконец-то по настоящему свободен.

6

Митя и Мойше брели во тьме подземелья. Почему-то вдруг навалилась усталость, и на душе было пусто, тоскливо и как-то холодно.

— Я так испугался, — сказал Митя, — Думал, помру от страха.

— А я думаешь, не испугался, — хмыкнул Мойше, — Чуть в штаны не наложил. Что это за тварь-то была?

— Тот солдат назвал его троллем.

— Сначала он был похож на человека, а потом когда его убили, стал самим собой. Такой урод. Как думаешь, многие из них… такие?

Митя криво улыбнулся.

— В лагере, где я был, их точно много.

Он вспомнил Манфреда и передернулся от отвращения.

Коридор постепенно сужался и забирал немного вправо.

Мойше вздохнул, перекинул тяжелый автомат на другое плечо.

— Хочешь, понесу? — предложил Митя.

— Нет уж, — Мойше нежно погладил дуло, — Я теперь с ним не расстанусь.

— Ты обращаться-то с ним умеешь?

— Обижаешь! С закрытыми глазами разберу и соберу.

Митя недоверчиво хмыкнул.

— На спор? — обиделся Мойше.

— На спор. Только не сейчас, ладно?

Когда кто-то подкрался сзади и зажал ему ладонью рот, Митя даже пискнуть не успел, только вытаращил в ужасе глаза да нелепо взмахнул руками, роняя пистолет.