Он говорит:

— Недавно мы выяснили, что у него тоже имеется дар. И он говорит, что хочет присоединиться к нам. Он будет драться с нами завтра, так он сказал мне сам. И добавил, что будет сражаться против своего отца и поможет нам разыскать Брендана и Уинстона.

Хаос

хаос

хаос

начинается во всем зале.

— Он врет!

— Докажите!

— Мы ему не верим!

— Он предал своих! Предаст и нас тоже!

— Я с ним вместе драться не буду!

— Я первый его убью!

Касл прищуривается, его глаза сверкают в свете флуоресцентных ламп, а руки двигаются высоко над головой, как венчики для взбивания яиц. Со столов поднимаются все ложки, чашки и миски и зависают в воздухе, предостерегая каждого, кто осмелится говорить, кричать или как-то по-другому выражать свое несогласие.

— Вы к нему не притронетесь, — спокойно говорит он. — Я дал себе клятву помогать всем тем, кто похож на нас. Не изменю я ей и сейчас. Вспомните самих себя! — выкрикивает он. — Вспомните тот день, когда каждый из вас обнаружил свой дар! Подумайте об одиночестве, об ужасе, охватившем вас тогда! Вспомните, как от вас отвернулись друзья и отказались семьи! Вы не думаете, что он может измениться полностью? А как же вам тогда удалось измениться, друзья мои? И вы еще осуждаете его! Вы судите такого же, как вы, просящего о помиловании! — Касл смотрит на них с отвращением. — Если он сделает что-то такое, что повредит кому-то из нас, если он хоть чем-нибудь нарушит верность нам — только тогда вы будете иметь право судить его. Но сначала мы должны предоставить ему шанс, разве я не прав? — Он уже не прячет свой гнев. — Он говорит, что поможет нам найти наших людей! Он говорит, что будет сражаться против своего отца! Он владеет ценной информацией, которая будет для нас очень полезна! Почему мы отказываемся предоставить ему возможность доказать правоту своих слов?! Он же просто девятнадцатилетний ребенок! И он один, а нас вон сколько!

Толпа притихла. Кое-где слышен шепот, до меня доносятся обрывки фраз и отдельные слова: «наивность», «смешно» и «он сделает так, что нас всех убьют!», но никто при этом открыто не высказывается, и мне становится немного легче. Я не верю в то, что чувствую прямо сейчас. Лучше было бы, если бы мне вообще было наплевать на то, что может случиться с Уорнером.

Лучше было бы, если б я тоже желала ему смерти. И не испытывала бы к нему никаких чувств.

Но я не могу. Не могу. Не могу.

— Откуда вам известно? — спрашивает кто-то. Это новый голос, спокойный, уравновешенный и достаточно разумный.

Этот голос принадлежит тому, кто сидит рядом со мной.