Челленджер и сам серьезно изменился. Коллеги профессора заметили перемену, но не могли понять причину столь странного поведения. Он стал гораздо мягче, спокойней и увлекся духовными вопросами. В глубине его души росла убежденность в том, что, будучи сторонником материалистических научных методов познания, он был препятствием на пути изучения человеческой души. Угрызения совести и стали основной причиной происшедших в характере Челленджера перемен. Со всей присущей ему энергией профессор принялся изучать обширную литературу, рассказывающую об удивительном мире сверхъестественного. Отбросив былые предубеждения, Челленджер прочел замечательные откровения Гэра, де Моргана{166}, Крукса, Ломброзо, Баретта, Лоджа и многих других, не менее великих ученых. Профессор удивлялся, как ему могло прийти в голову, что все эти выдающиеся люди ошибаются. Яростная и цельная натура Челленджера заставила его защищать спиритуализм с той же страстностью и нетерпимостью, с какой он когда-то нападал на это учение. Время от времени старый лев грозно рычал на тех, кто еще вчера был его верным соратником.

Его выдающая статья в «Спектейтор»{167} начиналась словами: «Тупоголовое невежество и упрямый скептицизм прелатов{168}, которые отказывались взглянуть в телескоп Галилея и увидеть спутники Юпитера, нашел свое выражение в наши дни. Шумные невежи щеголяют экстремистскими суждениями о духовных материях, не имея ни малейшего представления о предмете и не желая познакомиться с ним поближе». В последних предложениях статьи Челленджер отзывался об оппонентах, как о людях, «взгляды, которых не соответствуют двадцатому столетию, а скорее относятся к ментальным пережиткам, свойственным каменному веку». Критики в ужасе подняли руки: яростная атака исходила от человека, который долгие годы считался несгибаемым материалистом.

Черная грива Челленджера поседела, но его великий ум стал еще острее, еще активнее перед лицом открывшихся перспектив. Будущее, которое казалось жестоко ограниченным неумолимой смертью, утратило границы и обещало небывалые возможности для развития, самосовершенствования и работы.

Свадьба Мэлоуна и Энид Челленджер все-таки состоялась. Церемония была подчеркнуто скромной и немноголюдной. Вряд ли самый проницательный пророк смог бы предсказать, кем окажутся гости, которых собрал отец невесты под крышей своего гостеприимного дома. Приглашенными стали люди, объединенные общим знанием и пребывающие в глубокой оппозиции к остальному миру. Среди гостей был преподобный Чарльз Мэйсон, который освятил союз молодых людей. Сияющий белозубой улыбкой священник в черном одеянии обходил гостей, пробуждая в сердцах мир и любовь. Рыжебородый, закаленный в боях, но жаждущий новых сражений Мэйли стоял подле красавицы жены, которая, словно верный оруженосец, всегда готова была прийти на помощь. Парижанин доктор Мапьюи долго пытался втолковать официанту, что желает выпить кофе. Непонятливый слуга, к вящей радости лорда Рокстона, принес французу упаковку зубочисток. На свадьбе присутствовал также милый мистер Болсовер и некоторые члены его хаммерсмитского кружка. Не остались в стороне и Том Линден с супругой, и неустрашимый боец Смит, и доктор Аткинсон, и издатель Марвин, и мистер и миссис Огилви. Крохотная мисс Делиция не смогла обойтись без своей объемной сумки, наполненной разнообразными трактатами. Юный Росс Скоттон пришел в сопровождении доктора Фелкин, который приложил руку к его исцелению. Так как Фелкин по известным причинам не мог присутствовать на церемонии, его как обычно заменила сестра Урсула. Таковы были гости, чей образ находится в спектре, доступном человеческому глазу, а издаваемые звуки слышны человеческому уху. Но кто знает, сколько еще гостей, не включенных в эти узкие рамки, почтили молодых своим присутствием и осенили своим благословением!