Капитан, заикнувшийся было о том, что его отряду лучше бы разместиться в тылу, чтобы обеспечить устойчивость, был обруган Севкой и под удовлетворенными взглядами собственных подчиненных отправлен в передовой дозор с приказом не допустить внезапного нападения противника.

Степь на несколько километров в глубину просматривалась с вершины холма, в дозоре не было ни малейшей необходимости, но зато капитан не путался под ногами. Исполнять его обязанности Севка приказал лейтенанту Игорешину, чему тот особо рад не был, но и спорить не стал. Распоряжался толково, рассуждал трезво и четко.

Это он предложил слить из грузовиков бензин в реквизированные у гражданских бутылки. Это был жест, не мог не оценить Севка. Остаться без транспорта – это было смерти подобно. Оказалось, правда, что бутылок собрали всего около двухсот штук, хватило только для того бензина, что хранился в канистрах. Так что в принципе можно было кого-то вывезти. Решили отправить детей и кормящих мам.

На свободные места укладывали тяжелораненых, но после отъезда машин раненых осталось еще почти триста человек.

Орлов вообще-то наврал. Людей в таборе было не пять сотен. Тысяч пять – было куда ближе к действительности.

А тех, кого просил вывезти Орлов, не было. Не было, и все тут. Всех опросить не удалось, но, сколько ни кричали отправленные Севкой люди, никто из списка Орлова не отозвался.

Севка и не собирался их вывозить лично, он еще в овраге возле хутора решил, что останется в Трехозерье, как бы там ни выходило. Отправит людей из списка к указанному месту, а сам…

Надоело, сказал себе Севка, не сознавая, что повторяет слова, которые говорили до него уже тысячи и сотни тысяч людей на этой войне. Надоело бегать…

Все отступать да отступать, возмущались солдаты другой, первой Отечественной войны, но они требовали решительного сражения, а солдаты, которые устали бегать в сорок первом и сорок втором, просто вдруг останавливались однажды, не обращая внимания на то, удобно здесь будет сражаться или нет, просто останавливались, потому что уже не было ни сил, ни желания отступать, бежать от врага, отдавать свою землю… или даже дело было не в земле или Родине… Они больше НЕ МОГЛИ пятиться, прятаться от врага. Им было стыдно.

Да, они любили Родину, они ненавидели врага, но самое главное – в эту минуту они ненавидели себя. Себя – за слабость, за трусость, за то, что откладывали этот день, тянули, надеялись, что никогда не придется… никогда он не наступит…

Севка не думал обо всем этом, он просто решил остановиться. И сделать так, чтобы люди рядом с ним тоже остановились. Дать возможность и другим людям – хорошим, умным, честным, но слабым и нерешительным сделать выбор. Правильный, единственно правильный выбор.