Сухарев сглотнул слюну.

Он случайно узнал о том, что задумали пилот и штурман. Они просто решили во время полета на дальность в плохих метеоусловиях отстать от строя, скрыться в облаках и рвануть к Корее. Или, если повезет, к Китаю. А японский механик заметил, что они в самолете карту спрятали с нанесенным маршрутом. Сообщил своему офицеру, а тот рассказал Сухареву.

Сухарев взял двух японских солдат, выдернул беглецов из казармы и несколько часов разговаривал с ними, пытаясь понять – как они решились сбежать. Как они смогли решиться на такое?

Да – Торопов подлец, да – он не имел права убивать женщину и ребенка, но ведь тот пилот, номер Двести двадцать третий, заслужил наказание. Нет, не зрелище расстрелянной семьи, тут Торопов был неправ, тут он согрешил и против приказа, и против совести, но… И пилот не знал, что ценой его попытки будет смерть жены и сына. Не знал. Его просто не предупредили.

Но эти двое – знали. Эти двое прекрасно понимали, что их жен и детей – троих, двух мальчиков и девчушку – Торопов убьет. Пристрелит на краю летного поля, как тех, раньше.

И все-таки они собрались улетать.

Сухарев посоветовался тогда с Костенко, лицо того исказилось, как от боли. Капитан ничего не сказал и вышел из комнаты.

Тогда Сухарев пошел к японскому офицеру, одолжил у него пистолет и вывел несостоявшихся дезертиров к морю. Рука не дрогнула.