— Сейчас, — Бран принес ей воды. Улла попыталась сесть, и он помог. Она взяла кружку обеими руками. Покрывало соскользнуло, Бран увидал на ее коже следы кнута. На плечах и на груди не было живого места. Все уже зарубцевалось, но он понимал: следы останутся надолго. Длинные уродливые полосы тянулись по ее спине. Он прикусил губы.

— Я некрасивая теперь, да? — тихо спросила она.

Он обнял ее, стараясь не причинять боли, и шепнул в ухо:

— Ты самая красивая на свете. Я так тебя люблю.

— Правда?

— Правда. Я очень боялся, что ты умрешь. Едва не спятил.

— Бедный мой… да, мне говорили.

На своих волосах он ощутил нежное касание.

— Я боялась, что ты больше и смотреть на меня не захочешь, — она прижалась лицом к его плечу.

— Разве я могу? Я только на тебя бы и глядел. Любимая моя, я так счастлив, что ты очнулась. Тебе больно?

— Нет… уже почти что нет. Вот только… только… — она замолчала.

— Что? Не бойся, скажи, ты можешь мне сказать. Что такое, а? Что?

— Внутри… болит у меня, — тихо молвила она.

— Здесь? — Бран положил ладонь ей на живот. — Да, родная?

— Да… и вот здесь тоже, — она коснулась своей груди: там, где сердце. Бран снова привлек девушку к себе.

— Это пройдет. Пройдет, — уверил он. — Вот увидишь. Обязательно.

— Не знаю…

— Нет, нет, это пройдет. Я буду рядом. Все пройдет.

— Ребенок умер. Он умер, понимаешь?

— Я знаю. Знаю. Ничего. У тебя еще будут дети. Будут обязательно.