– Когда в жизни человека возникают исключительные обстоятельства, можно прибегнуть и к элю, – начал он осторожно, желая приободрить приунывшего мальчика. – Привыкать к нему, разумеется, не следует. Истинный напиток француза, как я уже не раз говорил, – вино, виноградный сок, и я нисколько не осуждаю тебя за то, что ты отказался от эля, тем более что тебе, если хочешь, могут подать глоток вина и сладких пирожков. Что, кувшин уже опустел? Не беда, в дело пойдет и твой стакан!

Покончив с элем, доктор принялся ворчать:

– Но как же медленно ты ешь! Мы должны спешить, – повторял он, поглядывая на часы.

И вот, наконец, они снова уселись в одноколку, и Депрэ, откинувшись на спинку сиденья, объявил, что намерен сперва отправиться в Фонтенбло.

– Почему в Фонтенбло? – удивился Жан-Мари.

– Езжай, куда сказано, – оборвал его доктор.

Экипаж тронулся, и Депрэ тут же начал строить планы:

– Я немедленно телеграфирую Казимиру. Это славный человек, просто прелесть! Он весьма состоятелен и своим богатством обязан только самому себе. Более подходящего человека в данном случае не найти. Он распорядится сокровищами и подыщет нам дом в Париже. Именно по его совету я поместил свой небольшой капитал в турецкие облигации, и когда мы обменяем на эти бумаги нашу добычу, мы будем прямо-таки утопать в золоте… Прощай, волшебный лес! – воскликнул он, торжественно поднимая пухлую руку. – Хотя и приходится расстаться с тобой, но я никогда тебя не забуду. Твое имя на века запечатлено в моем сердце! Ведь я, скажу без ложной гордости, сохранил в сердце дыхание юности. Если бы кому-нибудь другому пришлось, как мне, столько лет кряду прожить в глухой деревушке, он бы покрылся плесенью. Ну а у меня натура сильная, и бедствия только закалили ее. Вновь обретенное богатство и новые обязанности застали меня полным энергии и сил! Скажи, Жан-Мари, может, эта перемена во мне удивляет тебя, кажется непоследовательной? Нет, признайся! Тебе незачем скрывать от меня свои чувства… Ты неприятно поражен, так?

– Так, – тихо произнес мальчик.

– Видишь, я читаю твои мысли! – похвастался доктор. – И я нисколько им не удивляюсь. Твое воспитание не закончено – я еще не познакомил тебя с высшими обязанностями человека. Теперь, когда я снова стал обладателем кое-каких средств, долг призывает меня в Париж. Мои научные познания, обогатившиеся за время отшельнической жизни в деревне, мое красноречие – все это вынуждает меня послужить отечеству. Скрывать свои таланты – то же самое, что уклоняться от исполнения своих обязанностей. Я должен взяться за настоящее дело, я не должен струсить в жестокой борьбе за существование…