Она опустила глаза, но и это меня не остановило.

– Я всегда думал только о тебе, – продолжал я, – время уходит, а я думаю о тебе все чаще. И я не могу представить, что смогу быть счастлив и весел без тебя. Ты для меня – как зеница ока!

Но она продолжала смотреть в сторону и не проронила ни словечка. При этом мне показалось, что ее руки дрожат.

– Мэри! – воскликнул я в отчаянии. – Неужели ты не любишь меня?!

– Ах, Чарли, – печально отозвалась она, – разве теперь время говорить и думать об этом? Пусть пока все остается по-старому, и поверь, ты ничего от этого не потеряешь!

В ее голосе звучали слезы, и теперь я думал только о том, как бы ее утешить.

– Мэри Эллен, – сказал я, – не говори больше ничего. Я приехал не для того, чтобы огорчать тебя. Пусть твое желание станет моим, и твой срок – моим сроком. Ты сказала все, что мне было нужно; но теперь скажи еще только одно – что тебя мучает и тревожит?

Она созналась, что ее тревожит отец, но не стала вдаваться в подробности, а только сокрушенно качала головой. Потом добавила, что ей кажется, что он нездоров и сам на себя не похож, и это ее очень огорчает. О погибшем корабле она ничего толком не знала.

– Я даже не ходила туда, – сказала она, – да и зачем, Чарли? Их бедные души давно предстали перед Всевышним; но я бы хотела, чтобы эти бедняги прихватили с собой и все свое добро!..

После этого мне нелегко было поведать ей про «Эспирито Санто». Тем не менее я сообщил ей о моем открытии, и при первых же моих словах она даже вскрикнула от удивления.

– А знаешь, в мае в Гризапол приезжал один человек – маленький, желтолицый, с пальцами, унизанными золотыми перстнями, и черной бородкой. И он всех расспрашивал про этот самый корабль!

Тут я вспомнил, что хоть и разбирал архивные бумаги и документы по поручению доктора Робертсона, но делалось это по просьбе какого-то господина – то ли испанского историка, то ли именовавшего себя таковым. И происходило это как раз в конце апреля. Сей господин явился к нашему ректору, имея на руках солидные рекомендательные письма, из которых следовало, что ему поручено расследование обстоятельств гибели Великой Армады. Сопоставляя одно с другим, я невольно подумал, что господин «с перстнями» вполне мог оказаться тем самым историком из Мадрида, обратившимся к доктору Робертсону, и его целью, скорее всего, были поиски сокровищ, а не исторических сведений.

Надо было не терять времени, а браться за дело. Если на дне Песчаной бухты и в самом деле покоится испанский линейный корабль с адмиральской казной на борту, его богатства должны достаться не авантюристу в кольцах, а Мэри и мне, а с нами и всему доброму старому роду Дарнеуэев.