А Фрэнк негромко, но сурово произнес:

– Помилуй бог! Феликс, друг мой, по-моему, твое терпение просто неисчерпаемо.

– Скажи, Феликс, – загробным тоном сказал Сергей, – есть ли под солнцем хоть кто-то – фея, эльф, демон, тролль или последний негодяй, – кого ты не попытался бы полюбить жить с ним в мире?

Тибо коротко, с горечью, засмеялся.

Но Хокан, похоже, не слышал их слов и продолжал горестно, безнадежно рыдать.

Феликс, продолжая держать его в надежных объятиях, ухитрился все же повернуть голову и посмотреть на остальных.

– Солнцеворот, джентльмены, – сказал он сверкнув глазами, – Йоль. А он – наш брат.

Никто не ответил ни слова. Ройбен украдкой глянул на Фила, который с душераздирающе-печальным лицом смотрел через стол на Феликса и Хокана. Однако в его выражении лица угадывались, как ни странно, и восхищение, и даже безмятежность.

Хокан, похоже, был сломлен до последней крайности, его душа – опустошена рыданиями, и он практически не замечал ничего и никого, кроме Феликса.

– Я не знаю, куда идти, – пробормотал он. – Я не знаю, что делать.

– Йоле, – сказал, в конце концов, Маргон и, поднявшись, положил правую руку на плечо Хокана. – Все в порядке, брат. Теперь ты с нами.

Вернулась Лиза с перекинутым через руку свитером, но, увидев, что момент для переодевания не самый подходящий, скромно остановилась в сторонке.

Хокан сдавленным голосом пробормотал что-то невнятное.

– Йоле, – сказала Беренайси. По ее щекам текли слезы.

– Йоле, – повторил Фрэнк, недовольно вздохнул и поднял бокал.

– Йоле, – сказал Сергей.

То же самое слово повторили Лаура и Фил, а потом и Лиза, и остальные Geliebten Lakaien.

У Лауры в глазах стояли слезы, а Беренайси открыто плакала и с благодарностью смотрела на всех остальных.

Ройбен поднялся на ноги и подошел к Феликсу.

– Спасибо тебе, – шепотом, чуть слышно сказал ему Феликс.