«Он тебе доверяет, – сказал юноше первый помощник. – Он не заподозрит ножа, пока тот не вонзится ему в самое сердце!»

Аваале не колебался. Он немедля схватил предполагаемых заговорщиков и вынудил их встать лицом к лицу. Оба отрицали заговор и заявили, что обвинитель плетет против них козни, чтобы подлизаться к капитану и увеличить свою долю добычи. Суд Аваале был скор и безжалостен: он убил всех троих, обвинителя и обвиняемых, включая мальчика, которого любил, хотя и признал, что это было тяжело – очень тяжело. Затем он собственноручно обезглавил их и вывесил головы с бизань-мачты как напоминание экипажу, что он был их царь и бог.

– Не понимаю, – сказал я. – Если первый говорил правду, зачем ты его убил? Он предупредил тебя о мятеже.

– Я не знаю, правду ли он говорил, walaalo. Я не знал, кому верить.

– В таком случае ты убил минимум одного невиновного.

– У меня не было выбора, – воскликнул он срывающимся от отчаяния голосом. – Если бы я оставил в живых не того, кого нужно, то погиб бы! Пролить кровь невиновного – или виновный прольет мою! Ты не знаешь, walaalo. Ты мальчик. Ты никогда не смотрел в лицо безликому.

– Безликому?

– Так я его называю. Я рыдал, когда вонзал кинжал ему в сердце; я горько плакал по мальчику, которого любил, когда его кровь, обжигающе горячая, лилась у меня сквозь пальцы. И, плача, я смеялся с неистовой, неодолимой радостью! Я смеялся, потому что был свободен от чего-то; я плакал, потому что был к чему-то прикован. Я был спасен и проклят одновременно. Благослови тебя бог, walaalo, тебе никогда не приходилось глядеть в лицо безликому; ты не знаешь.

Освобожденный и порабощенный, Аваале недолго оставался пиратом после того, как сделал свой невозможный выбор. Он бросил свой корабль в Дар-эс-Салааме, чье название – не что иное, как исковерканное арабское «андар ас-сал», «гавань мира». Не имея ни гроша за душой и ни единого друга на чужбине, он забрел далеко вглубь африканского континента, прежде чем достиг Буганды, где его приютила группа англиканских миссионеров. Они научили Аваале читать и писать по-английски и ежедневно молились за его бессмертную душу. Он молился с ними, поскольку ему казалось, что у него с их богом особое родство.

– Проливать невинную кровь для него не внове – нет, только не для него! – сказал Аваале. – Своего собственного сына он предал на кровавую гибель, чтобы я мог жить, дабы поклоняться ему. Этот бог, думаю, понимает предел между «возможно» и «должен»; он видел лицо безликого!

Какое-то время я молчал. Я смотрел, как звезды качаются туда-сюда, слева направо и обратно; слушал, как хлещет море по носу клипера; чувствовал, как бьется мое сердце.