– Двойка, почти на месте. Меньше минуты.

– Пятерка, вижу двоих, у «КамАЗа».

– Тройка…

Крайний дом все ближе. В село я пока не пойду, ляжем тут, на краю. Нет ничего хуже, чем если с домов в спину шмалять начнут.

Судя по докладам, четверо на улицах. Может, меньше – задвоение бывает. С них и начнем, посмотрим, что остальные делать будут.

А вот и остов грузовика, который я наметил как укрытие и ориентир.

– Однерка – Глазу, я на месте.

В это же время дагестанский пацан по имени Муса курил у «КамАЗа», думая о насущном.

Когда все началось, он в кутане[44] был, это его и спасло. Родственники отправили его подальше, потому что он избил Магомеда Бекбулатова, а у него отец мент. Запросто могли обвинить в терроризме и приземлить на зону лет на двадцать, а то и пристрелить. Вот его отправили в горы, туда, где на дороги и дома садятся облака, а по узким тропинкам трудно даже пешком пройти, – пока старики не договорятся.

Только не стало стариков. Никого не стало.

Трындец всему наступил.

Они не сразу узнали – откуда в кутане узнаешь. Просто хлеб не привезли. Они ждали, потом отправили человека, он не вернулся. Потом отправились сами…

Увидев, что происходит, Муса понял, что это Аллах покарал их за неверие. А чего говорить, в Махачкале менты, лицемерие, взятки – полный васвас, короче.

Они ушли обратно в горы.

Потом на них наткнулись чеченцы. То ли рамзановские, то ли еще какие – сказали, что соблюдающие. Муса пошел с ними. Дали автомат. У него дядя был водилой, умел – нужное дело по-любому.

Сначала он думал, что все хорошо будет, но теперь…

В Коране написано, что нет разделения между людьми, кроме как по искренности их веры и по чистоте их имана. Но он убедился, что для чеченцев, пусть они называют себя мусульманами, есть чеченцы и есть все остальные. Он аварец, а как был водилой, так навсегда и останется. Потому что не чеченец.

А возбухнешь – замочат.

С другой стороны, он сейчас в джамаате, живой – у других и этого нету.