– Выглядишь не очень, Чарли, уж прости за правду.

– Я плохо спала.

– Да? – Он уже знал об этом. Идиот Хокстеттер брызгал слюной, потому что во сне она подняла температуру воздуха на пять или шесть градусов. – Сожалею. Из-за отца?

– Наверное. – Она закрыла книгу и встала. – Думаю, я пойду в спальню и немного полежу. У меня нет настроения разговаривать.

– Конечно. Понимаю.

Рейнберд проводил ее взглядом, а когда дверь спальни закрылась, пошел на кухню, чтобы наполнить ведро водой. То, как девочка на него смотрела. И улыбка. Она ему не понравилась. Да, Чарли провела беспокойную ночь, ладно. Такое время от времени со всеми случается, а на следующее утро ты рявкаешь на жену, смотришь сквозь газету и вообще чувствуешь себя паршиво. Конечно. Но… глубоко внутри звякнул колокольчик тревоги. Много недель прошло с той поры, когда она так на него смотрела. Этим утром она не подошла к нему, радуясь его приходу, и это ему тоже не понравилось. Этим утром она держала дистанцию. Это его встревожило. Может, последствия плохой ночи, может, ей приснился дурной сон, потому что вечером она съела что-то не то, но Рейнберда это все равно тревожило.

И еще один момент не давал ему покоя: Кэп заходил к ней вчера вечером. Раньше он никогда такого не делал.

Рейнберд поставил ведро, натянул тряпку на швабру, намочил, отжал, начал не торопясь протирать пол. Покалеченное лицо выглядело спокойным и расслабленным.

Кэп, ты воткнул нож мне в спину? Решил, что с тебя хватит? А может, ты струсил?

Если последнее предположение был правдой, тогда он сильно ошибся в Кэпе. Хокстеттер – это одно. Опыт Хокстеттера в общении с комитетами и подкомитетами сената стремился к нулю. По мелочи здесь, по пустяку там. Что-то подтвердить. Что-то пояснить. Хокстеттер мог позволить себе роскошь потворствовать своему страху. Кэп – не мог. Кэп знал, что не существовало такого понятия, как достаточность доказательств, особенно когда речь шла о чем-то взрывоопасном (в прямом смысле этого слова), вроде Чарли Макги. И Кэп просил не просто финансирования. Когда он предстанет перед участниками закрытого заседания, с его губ сорвется самая загадочная и ужасная из всех бюрократических фраз: долгосрочное финансирование. А на заднем плане – молчаливый, но весомый – будет маячить вопрос евгеники. Рейнберд догадывался, что в конце концов Кэпу придется пригласить сюда группу сенаторов, чтобы они посмотрели на представление Чарли. Пусть захватят с собой детей, думал Рейнберд, протирая пол и выжимая тряпку. Куда интереснее, чем дрессированные дельфины в «Морском мире».