Список казался бесконечным. Бубнящий голос Таркингтона заполнял маленькую палату. Самое интересное он приберег напоследок. Когда в 1888 году его прадед и прабабушка прибыли в Америку из Польши, их фамилия была Мандровски. Они были евреями, так что в Ирве текла еврейская кровь, хотя со времен его деда, который женился на гойке, иудаизм в семье не исповедовали. Отец пошел по стопам деда (да и Ирв тоже, женившись на Норме Бридлав из семьи методистов). Но в Польше оставались Мандровски, а Польша находилась за «железным занавесом», и ЦРУ при желании могло сильно усложнить жизнь родственникам Ирва, которых тот никогда не видел. Евреев за «железным занавесом» не жаловали.

Наконец Таркингтон замолчал. Он вернул папку в дипломат, захлопнул его, поставил между ног и весело посмотрел на Мандерсов, будто хороший студент, блестяще справившийся с полученным заданием.

Ирв лежал, ощущая колоссальную слабость. Он чувствовал на себе взгляд Таркингтона и особо не возражал, но Норма тоже смотрела на него, озабоченно и вопросительно.

Я тебя умоляю, ‘одственники в ста‘ой ст‘ане? – подумал Ирв. Давний штамп, даже забавный, но почему-то смеяться совсем не хотелось. Когда они перестают считаться твоими родственниками? Став четвероюродными? Шести? Восьми? Христос в люльке. А если мы не пойдем на поводу у этого самодовольного ублюдка, и они отправят их в Сибирь, что мне тогда делать? Послать им открытку с объяснением, что они работают на соляных копях, потому что я подвез маленькую кнопку и ее отца, голосовавших на дороге в Гастингс-Глен? Христос в люльке.

Доктор Хоффриц, которому скоро исполнялось восемьдесят лет, медленно вышел из дальней спальни, приглаживая седые волосы узловатой рукой. Радуясь возможности вырваться из не самых приятных воспоминаний, Ирв и Норма повернулись к нему.

– Она в сознании. – Доктор Хоффриц пожал плечами. – Не в очень хорошем состоянии, ваша маленькая беспризорница, но угрозы жизни нет. У нее воспалилась царапина на руке и еще одна на спине. По ее словам, она получила их, пролезая под колючей проволокой, когда убегала от погнавшейся за ней «злобной свиньи».