Черные шелковистые волосы, красное шелковое платье, старомодные шелковые чулки: идеально прямые стрелки поднимаются вверх по безупречным стройным ногам.

– Не знаю. Посмотрим, – ответила Дидди. – Сам понимаешь. Посмотрим.

Утром он уже не сомневался, что она приходила: доказательства налицо. Помада на стакане, украшенная ленточкой коробка конфет. Маленькая красная По улыбается из полиэтилена. Ему показалось, что Диана Фэби странно на него смотрит. Предложил конфету – отказалась. Крепкими черными пальцами взяла По:

– Достать?

– Нет. Пусть пока остается в пакете.

– Вижу, к вам опять приходили, – сказала Диана Фэби.

– Да, – ответил Джеймс.

Диана Фэби пожала плечами. В тот день она ушла довольно рано.

В телевизоре, в ярком дневном свете, телепузики сидели на краях своих люлек-гробиков, закутанные в мерцающие одеяльца, похожие на парашютный шелк или на такие серебристые покрывала, которыми отогревают тех, кто переохладился или кого вытащили из воды. Вот они упали в кроватки, как сбитые кегли, и захрапели каждый на свой лад, особенным храпом. Из-под пола высунулся «перископ» и заговорил так ласково, певуче, с полуамериканским акцентом: Телепузики, ночь настала. Ночь, отозвалась Мэдди, у которой крыша едет, и снова, сквозь зубы, все более сердито: ночь, ночь, ночь, ночь.

– Пойдем-ка в кровать, – позвал Джеймс очень мягко, поправляя розовую ленту.

– Ночь, – повторила Мэдди.

– Отдохнешь, – сказал Джеймс. – До поры.