– Что именно у тебя на уме?
Карлос засунул большие пальцы за пояс с пряжкой в виде скорпиона и улыбнулся.
– Учитывая детей и то, как сильно хромает Алая Леди, доберутся они нескоро. Это дает нам время на подготовку, если мы будем действовать достаточно быстро. Можно взять столько людей и мушкетов, сколько унесут лошади. Поедем по двое. Вряд ли в Лете осталось много стражи. Сестры с детьми направятся прямиком в храм, так что мы просто незаметно проникнем туда и будем их ждать.
Подумав с минуту, Полковник кивнул.
– Что ж, пусть мы полубезумны, но добились того, чего добились, – он улыбнулся. – Похоже, мы едем в Лету.
Глава 68
Глава 68
Триш чувствовала, как нарастает схватка; живот стиснуло, будто свело судорогой. Она мелко, быстро дышала сквозь стиснутые зубы, сжимая руками живот, а боль захлестывала ее волнами.
Открылась дверь, и вошла Ламия все в том же белом платье, которое теперь было забрызгано кровью женщины из церкви. Она подошла к Триш, и на лице ее не было написано ничего, кроме заботы.
– Время пришло, – нежно сказала Ламия. Она помогла Триш забраться на постель, а потом ушла. Триш было слышно, как быстрые шаги удаляются по коридору.
Девушку скрутила еще одна схватка, потом еще одна. Вцепившись в простыни, она пережидала боль, но каждая новая схватка была хуже предыдущей.
Когда она открыла глаза, рядом была Ламия, а в руках у нее – знакомая черная шкатулка с зельями и кореньями, а еще – корзиночка с какими-то свежесрезанными растениями. Поставив корзинку на тумбочку, Ламия опять ушла, но тут же вернулась с чистыми отрезами ткани и кастрюлей воды, над которой поднимался пар.
Еще несколько быстрых, не таких сильных схваток, а потом Триш показалось, что ее живот скрутило жгутом и не отпускает. У нее вырвался крик.
– Сядь, дитя, – сказала Ламия, пытаясь переместить Триш в сидячее положение.
– Нет! – заорала Триш: малейшее движение усиливало боль.
– Триш, – сказала Ламия мягко, будто она была ее матерью. – Так будет легче. Пожалуйста. Сядь.
С помощью Ламии Триш смогла подтянуться и сесть, опершись спиной об изголовье кровати. Но когда пришла следующая волна схваток, особой разницы – или облегчения – она не почувствовала.
Ламия обмакнула пригоршню листьев в исходящую паром кастрюлю, а потом провела ими по лбу Триш, по шее, по соскам. Она оставила охапку влажных, теплых листьев у Триш на груди; пахли они мятой и черной лакрицей, и почему-то этот запах казался Триш успокаивающим. Пришла следующая схватка, и боль вроде бы никуда не делась, но теперь она казалась какой-то далекой, и Триш обнаружила, что способна сосредоточиться и начать тужиться.