Что касается де Мариньи, то он верил в эти часы; каждый раз, когда он вверял им свою жизнь — и не только свою, но и Морин, — она висела на волоске этой веры. Он верил в них и доверял им, невзирая даже на то, что многие из их непростых свойств оставались за пределами его понимания. В этом не было ничего удивительного — точно такой же путь прошел в свое время и Титус Кроу. Но чем больше де Мариньи пользовался Часами, тем лучше узнавал их — медленный, но самый верный способ. Во всем этом было нечто сходное с тем, как новичок осваивал бы дорогой автомобиль самой последней модели — каждый раз обнаруживается какая-нибудь кнопка или рычажок, к которому он еще не прикасался и который с равным успехом может включать омыватель лобового стекла… или катапульту, выкидывающую водителя прямо сквозь крышу!

Вскоре они добрались до апартаментов де Мариньи и Морин, прошли мимо стража-эскимоса, стоявшего возле двери с парой огромных медведей (они негромко зарычали, увидев приближавшихся людей), и оказались в комнате, где ждали своего часа Часы. Маленькое круглое «окошко» выходило на белую равнину, где у самого горизонта, на старом покалеченном ледоколе стоял Итаква, пригнувшись, и смотрел на плато — точь-в-точь такой, каким недавно его видела в трансе Армандра. Но они лишь мельком взглянули на Шагающего с Ветрами, поскольку здесь их ждало не меньшее, если не большее чудо, и не исключено, не менее устрашающее, в каком-то смысле.

Потому что панель Часов Времени действительно была открыта нараспашку, а внутри зловеще мигал жутковатый багровый свет. Трудно было точно сказать, что это могло значить, но де Мариньи не сомневался, что очень скоро выяснит это.

— Подождите, — сказал он Морин и Хэнку и шагнул вперед, намереваясь войти в Часы. Вот только…

Едва он взялся рукой за край узкой дверцы, как внутри материализовалась и двинулась ему навстречу человеческая фигура!

От неожиданности де Мариньи громко ахнул, отскочил назад и чуть не сбил с ног Хэнка и Морин. В следующее мгновение он вцепился в руку Вождя, который стиснул побелевшими от напряжения пальцами рукоять своего томагавка-чекана (и когда только он успел выхватить оружие из-за широкого пояса?).

— Нет, Хэнк! — воскликнул Искатель. — Нам ничего не угрожает. Неужели ты не видишь, кто это? Или не узнал? Это же Титус Кроу!

Еле держась на непослушных, вдруг обмякших, как желе, ногах, де Мариньи шагнул вперед, чтобы обнять прибывшего, — и не почувствовал прикосновения; руки прошли прямо сквозь него. Кроу оказался бесплотным, как дым, как мираж, — оказался голограммой!