Максим замолчал, и наступила пауза. Потом Слава скривился, словно укусил что-то такое до предела кислое, и с поддевкой сказал:
— Ах-ах-ах! Какие мы, черт возьми, благородные. Как же, как же: «Безумству храбрых поем мы песню». Благородное все из себя ощущение благородной обреченности. Вот с такими уродами, брат Красев, ты и собираешься найти общий язык?
— Постой… — Брат Красев смотрел прямо на Максима и первым понял, что сейчас произойдет. — Он… постой же! — последнее он крикнул уже Максиму.
А тот, не слыша более ничего и не видя ничего, только шепнув: «…А умирать-то…» — рванул с груди медальон и бросил его через комнату в Славу.
Лицо Вячеслава-прим перекосилось. С криком он отпрянул и вскинул руку вперед и вверх.
Максима отшвырнуло к противоположной стене, и еще в воздухе он превратился в огненный шар.
Минула секунда.
— Ты видел? — спросил Вячеслав-прим, тяжело дыша. — У фанатика была хронобомба. Если бы он… если бы я…
— Дурак, — сказал Красев с отвращением. — Откуда у него технология Всадников? — И добавил, помолчав: — Ты как-то говорил, что не убил в своей жизни ни одного человека? Что ж, поздравляю с первым!..
ПОНЕДЕЛЬНИК, ВТОРНИК, СРЕДА, ЧЕТВЕРГ, ПЯТНИЦА, СУББОТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ
ПОНЕДЕЛЬНИК, ВТОРНИК, СРЕДА, ЧЕТВЕРГ, ПЯТНИЦА, СУББОТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Вячеслав Красев ощущал беспокойство. Он не понимал природы этого беспокойства, а Нормаль в подобных делах помочь была бессильна, так как отвечала всегда на прямо и точно сформулированные вопросы, а сформулировать интуитивные домыслы, порождаемые ненормализованной частью подсознания, таким конкретным образом не был способен и Вячеслав.
Казалось, что все закончено. Раз и навсегда. Корпус Защиты Понедельников, эта военная машина, этот протез особой реальности, перестал существовать, выброшенный на Темную Сторону времени. Его восстановлению могла бы поспособствовать хитро сплетенная петля из скрытых, но многое определяющих событий. Однако уже готовая петля была обнаружена и жестоко разорвана Вячеславом-прим. Он позаботился о том, чтобы малейшего звена ее на Светлой Стороне не осталось.
Казалось, что все закончено. Раз и навсегда. Но беспокойство Вячеслава Красева при мысли об этом лишь усиливалось. Его беспокоило смутное подозрение, будто упустили они некую мелочь, незначительную деталь. Возможно, то интонация, с которой основатель Корпуса, этот удивительный и фанатичный в своей вере человек, разговаривал с ними, перед тем как совершить самоубийственный поступок (подвиг?). Насколько не были бы несовместимы два понятия: умный и фанатик, но перед ними стоял тогда действительно умный человек. Он очень ловко использовал возможности Хро-носа, умело составил петлю, которая обеспечивала Корпусу стабильность. По всему, он знал многое о свойствах Времени, его Светлых и Темных Сторонах; он должен был понимать, что с его гибелью теперь, когда КОЗАП превратился во мнимую величину, он сам — единственное, что еще связывает Корпус с реальностью; он должен был беречь себя, а не соваться грудью на амбразуру пулеметного дота, вроде тех, кто, идя в атаку, оставлял в окопе записку: «Считайте меня коммунистом!» Да, безусловно, он все-таки был фанатиком. Но при этом же он был и умным человеком. Зачем ему нужен был этот подвиг, который в итоге привел к окончательному краху идеи, которой он этот подвиг посвятил? Вячеслав Красев не находил ответа.