– Нет, я злюсь на тебя не из-за этого. Не забывай, что ты снова хотел лишить Петрека жизни. Ты обещал, что не сделаешь этого.

– Ой, зна-а-а-а-а-аю, – протянул он.

Белет провел рукой по черным волосам. Уложенный ирокез уже давно развалился от снега и ветра. Волосы падали ему прямо на глаза, под которыми красовались темные круги. Он устал точно так же, как и я. Я посмотрела на ранку на его лбу и следы крови. Поняла, что он специально не уложил волосы обратно в ирокез – пытался прикрыть волосами шрам. Щеголь.

Я раздраженно вздохнула и откинула волосы с его лба, коснулась ранки кончиками пальцев. Если она была поверхностной, может, у меня получится ее убрать? Я сосредоточилась на ней.

Он не протестовал. Спокойно стоял напротив, впившись в меня взглядом своих золотистых глаз. Сегодня они были медового цвета. Кое-где сверкали золотые точки.

– Сама скажи, стоит ли его спасать? – спросил он.

– Азазеля? – Я сделала вид, что не понимаю. – Он же твой друг.

– Я говорю не о нем…

– Знаю…

– Ты видела, как он вел себя с этой Моникой. Кстати, она по сравнению с тобой такая уродливая и глупая…

Мы оба знали, что она не такая уж уродливая. Она просто другая – высоченная блондинка с голубыми глазами, я же шатенка среднего роста.

– Думаешь, ты должна его спасать? – еще раз спросил он. – Он не стоит всего этого. Не стоит тебя.

Я убрала пальцы с его лба. Никаких следов от раны. Оливковая кожа была безупречной. Наверное, я совершенствовалась. Мне захотелось попросить показать его шрам на ребрах, чтобы попробовать полностью убрать его, но после его последних слов желание куда-то пропало.

– Оно того стоило, – пробормотала я.

– Ты любишь его, – скорее заявил, чем спросил, Белет. – Но он тебя явно нет. Ты же слышала, что говорила ему Моника. Их что-то связывает.

– Тебе обязательно мне это говорить?

В моих глазах стояли слезы. Я не могла их остановить.

– Кто-то должен наконец тебе это сообщить, – сухо, но без удовлетворения сказал он.

Мы стояли молча. Я легонько шмыгнула носом и быстро вытерла уголки глаз.

– Прости меня, – сказал Белет. – Прости, что позволил Паймону уговорить себя. Прости за мое поведение.