Камни, обозначающие вход, никогда не вываливались из общей кладки, не обрушивались под весом зимнего снега или из-за осенних дождей и ветров.
Здесь проходила граница.
Каждый месяц, когда в ночном небе поднимается набухшая луна, я вхожу в Чащу в поисках потерянных вещей, скрытых среди зеленеющих ветвей или спрятанных под корнями деревьев.
Потерянные солнечные очки, резиновые пляжные шлепанцы, дешевые пластиковые сережки в форме шариков, единорогов и полумесяцев. Кольца на пальцы ног и кольца обещания, которые дарят своим подругам томящиеся от любви парни. В лесу рано или поздно находятся вещи, потерянные летними месяцами на берегах озера Щучья пасть. Появляясь так, словно лес возвращает их назад.
Но иногда под особенно счастливой полной луной я нахожу более старые вещи, забытые или потерянные их владельцами, покинувшими эти горы сотню лет назад. Серебряные медальоны, серебряные пуговицы, серебряные швейные иглы и наперстки. Сделанные из кости зубочистки, пузырьки из-под лекарств с давным-давно стертыми этикетками. Ковбойские сапоги и жестяные банки, в которых когда-то хранились сухое молоко и молотый черный кофе. Цепочки для карманных часов и дверные ручки. Время от времени я даже золото нахожу – сплющенные грубой чеканки золотые монеты, блестящие среди мха, или чешуйки самородного золота, запутавшиеся в моих волосах.
Силой неведомой магии эти вещи появляются в лесу. Возвращаются.
Фин принюхивается, медлит. Я тоже стою, затаив дыхание, и тереблю надетое на указательный палец золотое кольцо. Это привычка у меня такая. Способ пробудить в себе отвагу бабушки, которая отдала мне свое кольцо в ночь, когда умерла.
– Я Нора Уокер, – шепчу я.