– Что, если я пообещаю забыть Бастьяна? – раздался голос Селины за его спиной.

Никодим не шевельнулся.

Шатаясь, она поднялась на ноги, подол ее юбки из черной тафты зашелестел, а рана на ее шее наполняла воздух вокруг пьянящим ароматом.

– Вы говорили, что можете помочь мне забыть. Что Бастьян будет уважать мое решение. Если я забуду его, если я больше не буду слабостью, вы спасете его?

Никодим сделал шаг в сторону выхода из собора.

– Вы сказали, что к счастью ведет много дорог, – продолжала она. – Если я выберу иную дорогу, вы сделаете то же самое?

Он остановился. Обернулся, чтобы посмотреть на Марселину Руссо через плечо. На ее руках по-прежнему болтались веревки, и все ее тело было измазано кровью, большая часть которой принадлежала ей самой. И все же эта девчонка отказывалась сдаваться. Отчасти Никодим уважал ее упрямство. Ее отказ подчиняться судьбе.

Его взгляд опять скользнул к разбитому телу племянника. Последние крупицы жизни его покидали. Вздохнув, Никодим отвернулся.

– Бастьян – ваш последний родственник. Вы готовы бродить по этой земле в одиночестве? – закричала Селина. – Потому что я лучше потеряю его навсегда, чем буду наблюдать, как он умирает.

Никодим посмотрел по очереди каждому из своих бессмертных детей в глаза. Видел, как тяжесть утраты отражается на их лицах.

«Нет. Не так все должно было быть».

Он расправил плечи и направился к выходу.

– Никодим! – завопила Селина, боль в ее голосе взвилась к потолку. – Никодим Сен-Жермен!

И снова Никодим замер, эхо его фамилии разнеслось по украшенному фресками потолку собора и пробудило боль в остатках его сердца. Оживляя его.

– Мы договорились?

Любовь не есть любовь

Любовь не есть любовь

Первые представители моего рода были выходцами из Карфагена.

Из тех времен, когда всеми правила кровь. Когда монстры и торговцы властвовали над видимым миром. Тогда создали Братство.

С тех пор изменилось немного.