Он замер. Я почти услышала, как в его голове щелкнуло: он наконец связал воедино мои слова и действия. И тут же, укоризненно глядя на меня, оттолкнул мои руки.

– Не делай глупостей.

– Но ты же пообещал: все, чего я захочу, – напомнила я без особой надежды.

– Об этом даже речи быть не может! – Хмуро глядя на меня, Эдвард застегнул две пуговицы, которые мне все же удалось расстегнуть.

Я стиснула зубы.

– А я говорю, может! – прорычала я, схватила ворот своей блузки и рванула, расстегнув верхнюю пуговицу.

Эдвард схватил меня за запястья и прижал мои руки к бокам.

– А я говорю, нет! – категорически заявил он.

Мы мрачно уставились друг на друга.

– Ты сам хотел узнать, что я имела в виду.

– Я думал, ты имела в виду нечто хотя бы отдаленно возможное.

– Значит, ты можешь попросить все, что угодно, включая такую невероятную глупость как брак, а мне нельзя даже поговорить о том…

Эдвард свел мои руки вместе, ухватил их одной рукой, а другой зажал мне рот, прерывая бессвязный поток обвинений.

– Нет, – сурово заявил он.

Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. И когда злость начала таять, ей на смену пришло другое чувство.

Мне не сразу удалось понять, почему я снова опустила глаза и вспыхнула; почему глаза на мокром месте и тянет убежать из комнаты.

Он меня не хочет!

Эта мысль противоречила логике. Эдвард ведь не раз говорил, что все дело только в моей безопасности. И все же раньше я не выражала свои чувства так открыто.

Угрюмо уставившись на золотистое покрывало такого же цвета, как и глаза Эдварда, я едва сдерживала слезы.

Эдвард вздохнул. Убрал руку, закрывавшую мне рот, и взял меня за подбородок, задирая его вверх, чтобы я подняла взгляд.