– А разве нет законов, которые регулируют обнаружение затонувших сокровищ? – осведомилась Шарлотт.

Есть. Но потоп создал столько юридических нестыковок в межприливной зоне, что теперь ситуация уже не была так очевидна, как прежде.

– Вы их проигнорировали, – поняла Шарлотт.

– Мы никому об этом не сообщили, – объяснил Владе. – Пока что. А у Айдельбы есть лицензия на спасение грузов. Но это золото было утеряно. Его никогда бы не нашли. Так что вот. Если мы переплавим эти монеты, то у нас получатся просто золотые слитки.

– Но погодите. Это же золотые монеты – разве они не гораздо ценнее для истории, чем просто обычное золото? Да и сам корабль. Это же археологические артефакты, часть истории города и все такое, разве нет?

– Корабль разрушен, – сказал Роберто. – Весь прогнил, рассыпался и все такое.

– Но как насчет сундуков и монет?

– Давным-давно была найдена пушка с «Гусара», – сказал Владе. – Она даже была еще заряжена, и пришлось вырезать ядро из ржавой стали и удалять порох, чтобы ничего не взорвалось. Она стоит где-то в Центральном парке.

– И что, из-за этого те золотые монеты никому не нужны, ты хочешь сказать?

– Да.

Шарлотт покачала головой:

– Поверить не могу, ребята.

– Ну, – сказал Владе, – взгляни на это иначе. Сколько нам предлагали за это здание? Четыре миллиарда, верно? Четыре миллиарда сто тысяч долларов – так ты говорила?

– Хм-м, – протянула Шарлотт.

– Мы могли бы перебить цену.

– Но это и так наше здание.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Мы можем позволить себе отбиться от них.

– Действительно. – Шарлотт задумалась. – Не знаю. Мне все равно кажется, это доставит нам хлопот. Интересно, что на это скажет инспектор Джен. О том, что нам следует сделать, чтобы, так сказать, все это нормализировать. Чтобы монетизировать.

Никто ничего не ответил. Очевидно, проконсультироваться с инспектором полиции по этому вопросу никому еще не приходило в голову. С другой стороны, инспектор Джен тоже жила в их здании и была им всем знакома. Твердая, вежливая, уверенная, прямая. Немного пугающая, да, и теперь даже посильнее прежнего.

– Ну что вы, – сказала Шарлотт. – Она никому не скажет.